Феномен "диванной экспертизы"
Со времен "Революции достоинства" у нас в ходу термин "диванная сотня". Так называли "активистов", которые проявляли свою энергию и оппозиционный запал только в социальных сетях. В последнее время есть все основания вводить новое понятие – "диванная экспертиза". Оценку правильности (неправильности) действий, и свое мнение о том, что и как нужно делать, высказывают все кому не лень, и по любому поводу – от борьбы с эпидемией Covid-19 до инцидентов с террористами, захватывающими заложников, от дискуссий по судебной реформе до полемики по экономической политике. Конечно же, этому способствуют социальные сети, ставшие пространством и проявления разнообразных эмоций, и высказывания самых разнообразных мнений. То, что раньше высказывалось на кухне, во дворе, на работе, в общении друзей и знакомых, теперь говорится в социальных сетях, в больших масштабах, с большей густотой взаимной коммуникации, чаще всего между незнакомыми людьми из разных регионов и даже разных стран. Я уж не говорю о "ботах", через которых такими дискуссиями пытаются манипулировать. Это новая, более масштабная и более активная, чем раньше, ипостась общественного мнения. Это новая объективная реальность, с которой приходится считаться. Проблема в другом – в претензии на "единственно правильное мнение", на якобы компетентную оценку. Именно это я и называю "диванной экспертизой".
На самом деле и "диванная экспертиза" появилась задолго до социальных сетей. Общее основание такой "экспертизы" сформулировал еще Шота Руставели (в переводе Георгия Цагарели): "Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны". Но сейчас, благодаря социальным сетям, масштабы "диванной экспертизы" просто зашкаливают и сильно деформируют не только общественное мнение, но иногда и государственную политику.
Целесообразно дифференцировать различные формы "диванной экспертизы".
Самая негативная и агрессивная форма "диванной экспертизы" – конспирология, теория заговора. С помощью теории заговора многие люди у нас (и не только) объясняют почти все резонансные события: распад СССР; атаки на башни-близнецы в Нью-Йорке в 2001 г.; майданы-революции в Украине; пандемию коронавируса, "Луцкий инцидент" и т.д. и т.п. Удивительно, но в стрессовых ситуациях и/или в конфликтных политических ситуациях под влияние конспирологии попадают даже серьезные люди. Бесполезно бороться с конспирологией рациональными аргументами. Но все-таки отмечу одну специфическую особенность украинской политики. У нас крайне сложно что-то утаить. Все сливают все, вплоть до телефонных разговоров Президента страны с иностранными руководителями. И любые сложные комбинации в большинстве случаев заканчиваются не тем результатом, что планировался. Опасность конспирологии в ее агрессивности, абсолютном неприятии противоположного мнения. Она чрезвычайно деформирует общественное мнение, приносит в него деструктивность и нетерпимость.
Пожалуй, самая распространенная форма "диванной экспертизы" – "народные стереотипы", упрощенные представления о путях решения сложных проблем. "Отдать приказ", "принять закон", "разогнать", "посадить" (а раньше еще и "расстрелять") – вот простые решения сложных проблем. Зачастую с "народными стереотипами" связана недооценка, а то и отрицание компетентности для эффективного решения общественных проблем. "Народные стереотипы" опровергаются только практикой. История, в том числе и наша отечественная, знает примеры, когда носители "народных стереотипов" приходили к власти. И довольно быстро оказывалось, что простых решений сложных проблем не бывает. Зачастую приходилось действовать точно также, как и предшественники. И обязательно возникала потребность в "спецах" – носителях знаний и умений в отдельных сферах государственной политики. И чем сложнее соответствующая сфера (например, сфера национальной безопасности и обороны, медицина, высокие технологии, финансы и макро-экономика), тем более высокий уровень компетентности требуется, и тем меньше стоит полагаться на "народные стереотипы". Было бы странным, к примеру, полагаться на "общественное мнение" в вопросах кибербезопасности. Учитывая последние события, отмечу, что и борьба с терроризмом – это специфическая технология, которая не терпит некомпетентных оценок. Но есть общественные сферы, которые находятся на всеобщем обозрении и которые, как многим кажется, не требуют особой компетентности. Каждый футбольный болельщик считает себя достаточно компетентным, чтобы критиковать футболистов и футбольных тренеров. Точно также и "политические болельщики" выносят свое "компетентное мнение" о всех политических и общественных событиях. В общем-то ничего страшного в этом нет. Главное, чтобы не доминировала одна точка зрения, и чтобы профессиональные политики не шли на поводу "политических болельщиков", а, напротив, повышали уровень информированности и просвещенности своих сторонников.
Еще одна распространенная форма "диванной экспертизы" – политически ангажированное мнение. В данном случае любое общественное событие воспринимается через призму отношения к конкретному политику и партии. Меры противодействия эпидемии Covid-19, действия правоохранителей и спецслужб, переговоры по Донбассу, и многое другое, оцениваются исключительно через фильтры отношения к Зеленскому, Порошенко, Авакову (при желании список можно продолжить; я назвал только главных политических "раздражителей" на нынешний момент). Характерная особенность такой "экспертизы" – ее предельная однозначность. Все, что делают "свои" – правильно, все что делают "враги" – "предательство", "преступление", "обман", в лучшем случае – "инсценировка". Политически ангажированное мнение – объективная реальность в современном обществе. Вопрос – в степени ангажированности. Чем менее политизирована та или иная общественная сфера, тем менее актуальна для нее проблема политической ангажированности. И наоборот, именно по отношению к политике проявляется наибольшая пристрастность.
Особое, "пограничное" явление, которое ни в коем случае нельзя отнести к "диванной экспертизе", это позиция экспертов (носителей профессиональной компетенции), которая политически или субъективно ангажирована их нынешним статусом. Например, позиция профессионального политика применительно к политике является одновременно и экспертной и ангажированной. Но доминирует, естественно, политическая заинтересованность, а сама позиция определяется нынешним статусом – нахождение во власти или в оппозиции. Отсюда и часто повторяющееся явление – существенная коррекция позиции отдельных политиков по конкретным вопросам в зависимости от их пребывания во власти или в оппозиции. Сравните позицию Петра Порошенко и его политической силы по вопросам урегулирования конфликта на Донбассе в 2014-2015 гг. и сейчас. И вы увидите существенные сдвиги от прагматизма и осторожной, гибкой политики к воинствующему патриотизму. Несколько другая трансформация происходила у Владимира Зеленского. Во время президентских выборов – наивный миротворческий романтизм (на уровне вышеупомянутых "народных стереотипов"), а по мере пребывания во власти и ведения переговоров по урегулированию конфликта на Донбассе, его позиция становится все более гибкой, осторожной и прагматичной. И дело не только в "месте сидения". Сказывается и повышенная ответственность за принимаемые решения. Цена ошибки резко возрастает. Вольно или невольно это подталкивает к более гибкой и осторожной позиции. Да и сам сложный и драматичный переговорный процесс делает политика более ответственным и осторожным.
Кстати, такая же трансформация происходит и с экспертами (и бывшими политиками или государственными деятелями), которые приходят в переговорный процесс. К примеру, известные журналисты С.Гармаш, и Д.Казанский достаточно критично (иногда весьма резко) оценивали переговорный процесс по Донбассу, а когда сами включились в него, и увидели переговорную ситуацию изнутри, то стали давать более сдержанные оценки. Похожим образом меняется позиция экспертов, приходящих в исполнительную власть. Если раньше они в основном критиковали, то теперь вынуждены защищать и обосновывать свои собственные решения. И, напротив, бывшие министры (заместители министров, другие высокопоставленные чиновники) после отставки (или увольнения) чаще всего становятся критиками своих преемников. Они, являются носителями экспертного знания о своей отрасли, но их мотивация становится скорее оппозиционной. Срабатывает в том числе и фактор личной обиды, и желание показать, что "я руководил лучше". Исключения из этого правила бывают, но достаточно редко. Таким образом возникает феномен "экспертной оппозиции". Очень близок к нему и "экспертный популизм", когда в погоне за личной популярностью (а возможно и начиная политическую карьеру) эксперт предлагает нестандартные, но "популярные" решения, например, по снижению коммунальных тарифов. Справедливости ради надо отметить и наличие провластной экспертизы, связанной с правящей партией (Президентом, Премьер-министром), отдельными высокопоставленными руководителями. Экспертиза может ангажироваться и отдельными олигархами, крупными бизнес-структурами в своих лоббистских интересах.
Когда речь идет о государственной политике, или конкуренции разных политических сил, например, на выборах, то нейтральных политических экспертов не может быть по определению. Даже если у политического эксперта нет аффилиации с той или иной политической силой (политическим лидером, государственным деятелем), то неизбежно будут проявляться его мировоззренческие, идеологические и личностные симпатии. Опять-таки, все будет зависеть от степени ангажированности, которая может быть как прямой, так и косвенной.
Отмечу и проблему размывания института публичной экспертизы. На телеканалах, а также в печатных и интернет-СМИ в роли экспертов часто могут выступать случайные люди, которые не являются носителями специального (экспертного) знания, не имеют соответствующего профессионального статуса. Некоторое время назад в "экспертов по всем вопросам" пытались превратить политологов. Автор этих строк неоднократно сталкивался с вопросами журналистов о дорожном строительстве, судебной реформе, преобразованиях на таможне, ситуации на рынке недвижимости, колебаниях цены на золото, нефть и газ и т.д. и т.п. И когда я говорил, что обратились не по адресу, и спрашивать надо отраслевых экспертов, то в ответ было искреннее удивление. Для некоторых СМИ и журналистов проще спросить про все известного политолога, чем формировать базу компетентных отраслевых экспертов.
Кто может выступать в роли компетентного эксперта? Прежде всего человек, обладающий соответствующими специализированными знаниями, а также имеющий признанный профессиональный статус. А далее работает фактор доверия к этому эксперту со стороны зрителей, слушателей и читателей. Качество публичной экспертизы также зависит от способности эксперта донести свою компетентную оценку в доступной и яркой форме. Главное, чтобы это была профессиональная экспертная оценка, а не ее имитация.
Блог автора – матеріал, який відображає винятково точку зору автора. Текст блогу не претендує на об'єктивність та всебічність висвітлення теми, яка у ньому піднімається. Редакція "Української правди" не відповідає за достовірність та тлумачення наведеної інформації і виконує винятково роль носія. Точка зору редакції УП може не збігатися з точкою зору автора блогу.
