Бремя собственности
Деякий час тому у мене виникло бажання написати цикл статей, в яких спробувати систематизувати власні погляди на стратегією розвитку країни. У мене навряд чи вийде писати їх у тій послідовності, як би це мало виглядати в одному документі. Це скоріше буде схоже на нариси, які присвячуватимуться тим чи іншим аспектам функціонування економіки та держави в цілому.
У вересневому номері журналу "Мысль" надрукована моя стаття, присвячена питанню ефективності державної власності, яку розміщую в своєму блозі в "УП" для загального обговорення. Якщо хтось захоче вилаяти автора, нехай зробить це заради власного задоволення і заспокоїться.
Користуючись нагодою, також закликаю усіх відвідувачів мого блогу утримуватись від будь-яких висловів, які можуть розцінюватись як ксенофобські, поза залежності по відношенню до якої національної, релігійної та іншої групи такі висловлювання мали місце. Сподіваюсь, рівень освіти у всіх достатній, щоб зрозуміти, що до ксенофобських відносяться у тому числі і слова "хохол", "москаль" тощо.
Я не збираюсь відслідковувати подібні висловлювання на всіх форумах "УП", але у разі їх появи у мене в блозі, буду вимагати від модератора назавжди блокувати доступ на форуми "УП" не просто осіб з тими чи іншими "ніками", але і взагалі можливість доступу до будь-яких ресурсів "УП" з їхніх ІР адресів.
Бремя собственности
Борис КУШНИРУК, экономист, специально для "Мысли"
#9 (32), сентябрь 2008 года
Идея разгосударствления в Украине сегодня утратила былую популярность. Приватизационные инициативы вызывают у значительной части политиков отрицательную реакцию. Многие из них не способны представить, как сможет страна выжить без того или иного приватизируемого коммерческого объекта.
Однако крайний пессимизм здесь вряд ли уместен. В собственности государства осталось 20 % предприятий, однако этот факт порою трактуется как трагедия. Вместе с тем многие страны, например США, умудряются и вовсе жить без государственных металлургических, химических, энергетических и транспортных компаний.
Убежденность в необходимости сохранить в госсобственности крупные предприятия укоренилась не только в умах чиновников и политиков. Эта идея популярна и среди населения, подверженного социальному популизму, и, увы, среди многих представителей отечественного топ-менеджмента.
Свое желание сохранить государственный статус, например меткомбинатов, чиновники объясняют заботой об отечественном производителе. По их мнению, приватизированный завод продаст весь произведенный металл за рубеж, лишив сырья украинских машиностроителей. Передача в частные руки химкомбинатов якобы неминуемо приведет к прекращению поставок удобрений украинским крестьянам, а продажа Ощадбанка застопорит выплаты пенсий. Этот ряд адепты госсобственности готовы продолжать до бесконечности.
Топ-менеджеры же объясняют свою позицию способностью государства эффективно управлять такими объектами. "Если казенные заводы могут приносить прибыль, зачем лишать бюджет страны дополнительного источника доходов?" – спрашивают они.
Есть ли в этом логика? Давайте разберемся, но для начала все же зададимся вопросом, насколько вообще для государства присуща функция владения коммерческой собственностью.
РАЗУМНЫЙ ГОСМИНИМУМ
"Государство – это я", – сказал как-то Людовик XIV. Произнести эту фразу мог не только французский король – она отражала возможности любого монарха того времени. При этом все эти коронованные особы являлись крупнейшими владельцами сельскохозяйственных угодий, торговых судов и прочих коммерческих учреждений, которые приносили им неплохой доход.
С переходом к буржуазной демократии и парламентской форме правления, разделением казны и собственности на государственную и частную, вопрос о смысле владения коммерческим имуществом стал для правительств весьма актуальным. Проще было таким странам, как США, Австралия и Новая Зеландия, – они создавались с нуля. Им не довелось национализировать добро монархов, и потому вопрос, что делать с этим наследством, перед ними не стоял.
Следует отметить, что в первой половине ХХ века социалистические идеи были популярны во многих странах. Экономический кризис 1930-х годов породил волну национализации. При этом главным аргументом было не предположение, что государство станет более эффективным владельцем, а убежденность в его большей ответственности перед обществом, по сравнению с частником.
Изменения в общественных настроениях, произошедшие во второй половине прошлого столетия, были связаны как с отсутствием глобальных кризисов, так и с повышением уровня управляемости экономикой со стороны государства без непосредственного владения коммерческой собственностью. Становилось все более очевидным, что решать задачи, связанные с развитием страны, можно и без национализированных предприятий и отраслей экономики.
Зачем же в таком случае государству коммерческая собственность?
В регионах, где социалистические воззрения весьма популярны, что характерно для большинства стран Западной Европы, "левые" политики объясняют необходимость присутствия государства в ряде отраслей национальной экономики, конечно же, не трудностями с поставками металла. Там, как правило, аргументацию строят на необходимости прямого государственного контроля в стратегических отраслях, обеспечивающих энергетическую безопасность (добыча и переработка энергоресурсов), научно-технический прогресс (авиа- и ракетостроение), финансирование госпрограмм (банковская и страховая деятельность). При этом, как показывает мировой опыт последних двух десятилетий, именно коммерческие предприятия, где государство присутствует в качестве владельца или совладельца, сотрясают наибольшие скандалы, связанные с неэффективным управлением, резким падением рыночной стоимости и даже банкротством. В основе этих скандалов лежит заведомо неэффективный в своей основе метод управления и контроля над деятельностью таких предприятий со стороны государства.
Конечно, неэффективный менеджмент вполне возможен и в приватных компаниях, однако эти риски берут на себя частные инвесторы, лично заинтересованные в эффективном управлении своим имуществом. Если же собственником является государство, риски принимает на себя не конкретный человек, а абстрактное государство, интересы которого представляет чиновник. При этом интересы правительственного менеджера состоят, как правило, не столько в росте эффективности компании, повышении ее прибыльности и капитализации, сколько в получении явных или неявных личных выгод от своего статуса представителя государства. В случае же возникновения каких-либо проблем ответственность за принятие решений чиновник перекладывает на других.
Хорошо известно, насколько сложно даются в таких компаниях решения о закрытии тех или иных подразделений и увольнении работников, особенно когда речь идет о ликвидации тысяч рабочих мест, вложении капитальных средств, продаже активов или росте уставного капитала. Чиновники никогда не торопятся принимать решения, особенно если они непопулярные, тогда как без быстрых действий эффективный бизнес невозможен.
Вполне очевидно, что правительства развитых стран научились управлять экономикой посредством использования инструментов фискальной, бюджетной, денежно-кредитной и регуляторной политики. Инструментарий, который может быть применен властями для реализации экономической политики, столь широк, что утверждения о нехватке в этом наборе еще и возможности прямого владения коммерческой собственностью должно вызывать лишь сомнения в истинных намерениях этих политиков. Максимум, чем правительство должно владеть и управлять, – это финансовыми институтами второго уровня: банками, инвестиционными компаниями, фондами поддержки бизнеса и науки, которые осуществляют полное или долевое финансирование тех или иных проектов через финансовые институты первого уровня.
РАБОТА НА СЕБЯ
В связи с этим интересна логика украинских управленцев. Тезис о необходимости сохранения имущества в руках государства особенно популярен в среде топ-менеджеров, которые сами руководят такими объектами. Главный их аргумент сводится к прибылям, которые предприятие может приносить стране. Правда, когда заходит речь о выплате дивидендов, оказывается, что бюджет не может их получить, так как деньги нужны для развития завода.
Отказываясь от выплаты дивидендов, акционер рассчитывает на повышение капитализации предприятия и рост рыночной стоимости принадлежащих ему акций. При этом их удорожание должно быть если не выше, то, по крайней мере, сопоставимо с недополученными дивидендами, что позволило бы владельцу продать бумаги и заработать на этом. Кроме того, если это акции стабильно работающего предприятия, с повышающимся трендом их рыночной стоимости, то они могут стать залогом для привлечения заемных средств и направления их на покупку акций того же предприятия или инвестирования в другие доходные активы. Если же компания не приносит ни дивидендов, ни роста рыночной стоимости, акционер избавляется от таких бумаг. И чем быстрее он это делает, тем лучше для него. Однако государство как собственник куда более ограничено во всех этих возможностях. Оно не способно вовремя избавляться от "плохих" акций и практически всегда становится заложником проблемного объекта. Стараясь спасти компанию, оно, как правило, является последним в очереди тех, кто получает от предприятия хоть что-то. И это характерно не только для Украины.
Понятно, что многие менеджеры не прочь попробовать себя в качестве руководителя крупной госкомпании. Возможность реализовать свои профессиональные навыки для них действительно самоценна. Априорная же неспособность государства обеспечить контроль над менеджментом предприятий предоставляет последним чудесную возможность обеспечить себе безбедную жизнь.
В связи с этим припоминается один разговор в далеком 1994 году. Ожидая приема у главы НБУ, автор этих строк обсуждал с одним банкиром популярную тогда тему национализации банковской системы. Банкир не без иронии отметил, что он приветствует национализацию: "Сегодня я вынужден работать на себя и на акционеров, а так я буду работать только на себя". Сейчас этот банкир – уважаемый государственный и политический деятель.
КОНЦЕССИОННАЯ АЛЬТЕРНАТИВА
Значит ли все это, что украинское государство должно расстаться со всеми своими коммерческими активами? Вопрос неоднозначен. Там, где оно может это сделать, нужно продавать. Там, где существуют риски ликвидации собственности, обеспечивающей жизнедеятельность граждан, государство должно использовать механизм концессии, обязав концессионера гарантировать эффективное распоряжение объектом. Разумеется, при этом возможны и необходимы ограничения по управлению данными предприятиями со стороны иностранных фирм, особенно тех, которые прямо или опосредованно зависят от властей других стран.
В любом случае, собственность, использование которой связано с рисками для людей или окружающей среды, следует продавать или передавать в концессию лишь платежеспособным частным структурам. Они должны располагать средствами, достаточными для безусловного покрытия всех возможных материальных убытков – как за собственный счет, так и за счет страховых компаний, не связанных с этим владельцем. И если это касается рисков для жизни людей, государство обязано законодательно закрепить реально большую сумму, которая будет оплачена владельцем или концессионером в случае наступления такого события.
Именно в этом заключается функция государства – в контроле над деятельностью коммерческих предприятий и создании системы запретов и стимулов.
Блог автора – матеріал, який відображає винятково точку зору автора. Текст блогу не претендує на об'єктивність та всебічність висвітлення теми, яка у ньому піднімається. Редакція "Української правди" не відповідає за достовірність та тлумачення наведеної інформації і виконує винятково роль носія. Точка зору редакції УП може не збігатися з точкою зору автора блогу.
