In Memoriam. Артур Медведев. Незримое сияние Волшебной Горы (40 дн.)

Известие о внезапной кончине Артура Медведева повергло в шок всё сообщество, которое он сам долгие годы собирал вокруг своего главного проекта – философско-эзотерического альманаха "Волшебная Гора": никто не мог поверить. Некоторые, включая автора сих строк, не верят до сих пор. Возможно, потому что в поколении московских интеллектуалов рождения конца 1960-х – начала 1970-х уход Артура – первая заметная утрата...

Это было удивительное сообщество людей – не то чтобы небогатых, но слабо зацикленных на деньгах и успехе. Почти субкультура, но крайне элитарная, требующая от человека внутренней работы, собственного размышления и соучастия. Лично мне эти люди, именовавшие себя традиционалистами и метафизиками, напоминали ранних немецких романтиков – кстати, именно от всевозможных Новалисов, Шлегелей, Людвигов Тиков и Ваккенродеров тянулась одна из нитей духовной и интеллектуальной преемственности.



Во второй половине 1990-х круто было пойти в "манагеры", карьера "офисного планктона" считалась удачей. Для мыслящих людей практически не существовало эффективных социальных ниш: ни ельцинской, ни раннепутинской России не нужны были ни энергия, ни талант молодого "креативного класса". Разговоры о стратегии развития государства считались благоглупостью, слово "метафизика" вообще можно было произносить тихо и лишь в кругу единомышленников – чтобы не сочли за сумасшедшего (почти как в анекдоте про въехавшего в "новорусский" Мерседес прозаика: "Про каких таких заек?"). Энтропия духа и интеллекта воспринималась как что-то само собой разумеющееся.

Зато в 1990-х было немало чудесных, но, как правило, мерцающих попыток самоорганизации интеллектуалов и метафизиков – большинство журналов и альманахов того времени умирали на втором-третьем номере, а сообщества плавно перетекали от одного центра притяжения (типа Дугина или Гейдара Джемаля) к другим.

Альманах "Волшебная Гора" прошел сквозь все эти постсоветские энтропийные времена – благодаря завзятости Артура Медведева.

Кажется, сам себя он не рассматривал как выдающегося философа, и такое самоощущение было одним из главных слагаемых успеха проекта. Себя он считал организатором, издателем, критиком, эссеистом. Но, фактически, он стал главным нервом этого сообщества – московских, шире – российских, еще шире – со всего постсоветского пространства метафизиков, традиционалистов, консерваторов, алхимиков, искателей Грааля, "синих цветков" и "нового философского камня". Именно в уникальном духовном и концептуальном формате "Волшебной Горы" традиционалисты, принадлежащие разным религиозным и философским традициям, находили общую понятийную систему, общее пространство, общие смыслы. С артуровым концептуальным подходом к взбиранию на гору Духа можно было спорить, но этот подход был интересен и симпатичен.

Гейдар Джемаль, Евгений Головин, покойный Юрий Стефанов, Юрий Мамлеев, Татьяна Фадеева – в амплуа старших наставников, а также Роман Багдасаров, Александр Рудаков, Вадим Штепа, Лариса Винарова, Сергей Дунаев, Мария Мамыко, Дмитрий Воронцов, Глеб Бутузов, Виктория Ванюшкина, Виталий Аверьянов, Алексей Болдырев, Али Тургиев, рок-музыкант Сергей Калугин – это первые фамилии, которые возникают в моем сознании при словосочетании "Волшебная Гора". Люди настолько разные – и по взглядам, и по сфере компетенции, и по жизненным траекториям, но всех их что-то объединяет вместе. Что? Неприятие профанического, десакрализованного бытия? Но это не гностическая секта, которая тяготится бытием-как-таковым. И не шайка революционеров-маньяков, готовых взорвать этот мир ради торжества своих галлюцинаций.

Это вполне адекватные люди – умные, образованные, но сознающие, что богооставленная реальность не может быть полноценной, и потому разрабатывающие пути интеллектуального бегства и духовного восхождения...

Кончина Артура никак не была отмечена в официальных медиа, но сообщество Интернет-интеллектуалов взорвалось – оказалось, за последние годы Артур незаметно стал одним из лидеров этого самоорганизующегося пространства смыслов.

"Волшебная Гора" на редкость точно вписалась в традиционный для российской общественной мысли позиционный расклад. В России исторически (по крайней мере, начиная с XIX века) было не два, как многие полагают, а три культурно-идеологических полюса: либералы-западники, официозные консерваторы-охранители и неофициальные консерваторы-традиционалисты. Именно таковы были ранние славянофилы, именно таковы были русские религиозные философы Серебряного века, именно таковы были московские метафизики 1960-1970-х годов (включая сообщество Южинского переулка), некоторые из которых стали старшими товарищами и вдохновителями Артура Медведева и всех тех, кого он собрал.

Поэтому мейнстрим этого сообщества, вдохновляемого идеями Рене Генона, Юлиуса Эволы и далее по списку (помню, еще году в 1998-м по настоянию Артура было напечатано даже удивительное исследование Владимира Эрна о Григории Сковороде), не вписался, да и не вписывался ни в дискурс ельцинского либерализма-западничества, ни в дискурс путинского консервативного охранительства.

Но главный концептуальный вопрос, волновавший меня и в контексте "Волшебной Горы", и в контексте общения с Артуром и нашими общими друзьями, так и остался не разрешенным. Это соотношение примордиальной Традиции, которая, по идее, отрицает всё современное как профанное, отпавшее от абсолютной целостности, предавшее первозданную боговдохновенность (тут "нулевым километром" стала книга Генона "Кризис современного мира"), и современного нам мира, который хоть и "во зле лежит", но он здесь, он наш, и мы – его хозяева. Иначе говоря, возможна ли полноценная модернизация на основе Традиции? Где формат этого "консервативно-революционного" делания? Возможно ли быть современным человеком и при этом не тяготиться пребыванием в "темном веке", в профаном мире, а быть носителем примордиальных, изначально-божественных, ценностей? И вообще – не противоречит ли Традиции сама идея социальной модернизации?

Во второй половине 1990-х, при позднем Ельцине, в эпоху уничтожения государства, мне и многим моим друзьям казалось, что неповторимый идеал бытия-здесь-и-сейчас утерян навсегда, что мы бесконечно греховны, а потому должны казнить себя своим несовершенством, что развитие есть зло, что прогресс придумал антихрист и что лишь "просвещенный" авторитарный политический строй, основанный на сакральности верховной власти (например, православная идеократия), может вернуть хотя бы видимость идеального общественного устройства.

Но вот прошло лет десять – много чего изменилось. И теперь кажется, что "современность", которую так ненавидели все традиционалисты – за отказ от сакрального измерения, и Традиция вполне даже могут сосуществовать, но только на основе консенсуса, а не принуждения. Авторитаризм (не говоря об идеократическом тоталитаризме) и сакральное общество несовместимы – в 2000-х годах этот вывод стал очевиден даже для метафизиков-традиционалистов.

Что будет дальше с "современностью" и Традицией, уживутся ли они вместе либо первая убьет вторую – вот что интересно, поскольку эта борьба разворачивается на наших глазах и при нашем участии – активном либо пассивном.

Но Артур, кажется, уже познал ответ на этот вопрос...

"РЖ"