Ваш сын курит
Жене позвонили с телефона нашего несовершеннолетнего сына, представились оперуполномоченным, и сказали, что сын курил, поэтому задержан. На уточняющий вопрос, по какому праву задержан, повторили: "Вы что, не поняли, ваш сын курит?". На просьбу не морочить нам и ребенку голову, и немедленно отпустить сына, ответили, что не отпустят, потому что парень заслужил штраф – от 50 до 500 гривен.
Через пятнадцать минут мы прибыли на место события, но встретили там только сына и его друга, а "оперуполномоченного" след простыл. Найти его все таки удалось, и даже не одного, а троих: с пухлыми лицами, красными глазами и гнилыми зубами, как в тех роликах, где молодые под бутиратом чудят. На просьбу объяснить, в чем дело, разразились проповедью о морали, потом один из них пытался на меня прыгнуть, поэтому разговор не получился.
Подъехала полиция. Сначала молча наблюдала в стороне, мялась и смущалась. На мое предложение начать оформление полицейские ответили, что проблемы и состава преступления нет: сына в подвале не удерживали, кляп не надевали, побои и свидетели отсутствуют, а материальные ценности, деньги и телефон, на месте. Добавили, что, и правда, ведь, негоже подростку курить. И вот уже передо мной стояло пятеро поборников морали: трое местных "торчков" и двое в погонах.
Сели в полицейскую машину, еще раз выслушал аргументы против оформления протокола. После чего пришлось настоять на своем, упомянув имеющиеся в моем распоряжении медийные ресурсы, с помощью которых эта проблема решится, если ее не решит полиция. А также о том, что пока обвиняемыми в преступлении станут трое, но в противном случае к ним добавятся еще двое сидящих в этом автомобиле. Засуетились, выдали бланк для заявления. Оформили и разбежались. Сегодня прошло полторы недели со дня нашей встречи – никто не перезвонил, не наведался.
Не удивительно. В полиции работают простые мужики, понимающие только простой язык. Например, зарубил соседа топором, есть труп и окровавленный топор, значит, есть и преступление. А нет крови, трупа, взрыва, значит, и преступления нет. Все просто. Даже такой язык, несмотря на его простоту, образовывался веками. Чтобы уяснить, что забивать другого до смерти или отнимать его собственность нельзя, человечеству пришлось пройти долгий цивилизационный путь. Чего же ждать от постсоветского мужика в погонах в моей ситуации?
Можно сколько угодно рассуждать о странах, в которых всего лишь за прикосновение к чужому ребенку скрутили бы на месте, можно рассуждать об ответственности за незаконное ограничение свободы несовершеннолетнего, за вымогательство и запугивание, за психологическое насилие, и т.д. Только в этом нет толка, если рассказывать приходится человеку, рожденному в большевистском проекте.
В советском прошлом персональных границ не существовало, а семья, хоть она и была организована в традиционной форме, где поощрялся авторитет родителей, была не самодостаточной ячейкой общества, а филиалом государственного аппарата. Родители были не полноправными субъектами в семейных отношениях, а всего лишь обеспечивали выполнение государственной функции воспитания детей.
Тогда не только заводы, улицы и стадионы, но и завтрак, секс, дети, были государственными. Поэтому заглядывать в чужую тарелку, под чужое одеяло и в детскую спальню было не просто приемлемо, но и необходимо. Иначе как быть уверенным в том, что семья или человек рядом не саботируют общий путь к процветанию?
Подлезать к чужим детям, чтобы раздать воспитательные пилюли, мог вообще любой человек. Начиналось это уже с рождения, когда в роддоме ребенка забирали у матери на несколько суток. Потом медики приходили в дом и следили за тем, как грудничок набирает вес. Таков был регламент. А потом по нарастающей, через детский сад, подзатыльники в школе, замечания и отчитывания на улицах, приводы в детскую комнату милиции, публичные порки, и т.д. Всем это хорошо известно.
Извлекать выводы из собственной истории могут немногие, поэтому спустя тридцать лет эхо большевизма раскатывается по нашим улицам. Будучи слепленными из коллективистского теста, многие до сих пор считают уместным остановить прохожего и сделать замечание – о внешнем виде, о разговорной манере, о языке, о курении, т.д. Схватить за руку, отшлепать, припугнуть, высмеять, и прочее.
Выразительные старики, нагло врывающиеся с поучениями, теперь встречаются реже, зато они вырастили себе прекрасную смену. Организации типа "СтопХам", нападающие на водителей за неправильную парковку, или "Муниципальная Варта", дублирующая российские народные дружины, по сути, советское наследие. Здесь мы с русскими действительно в братских отношениях, ведь очень похожи в том, как чтим общие советские традиции.
Не удивительно, что сотрудники полиции оказываются в замешательстве, когда речь заходит о нарушении личностных границ и посягательстве на свободы. Они просто не понимают, о чем вообще речь. Им троица хулиганов ментально ближе, чем я со своими "забобонами" о свободах.
Чтобы научить полицию реагировать в подобных ситуациях, как бы это банально не звучало, нужно начать с себя. Всякий раз, когда вам хочется сделать замечание, прокомментировать чей-то поступок, упрекнуть другого, всегда стоит задаваться вопросом "а моего ли ума это дело?". И тогда вы увидите, как много важных дел мы отнимаем у полиции ежедневно. Ведь именно она должна разбираться с курящим в неположенном месте, с коммунистической символикой на майке прохожего, с владельцем неправильно припаркованного автомобиля, и т.д.
Правоохранительная система не заработает до тех пор, пока вопросы охраны права и общей безопасности позволено решать первому встречному, возомнившему себя мировым судьей. Чтобы полиция заработала, нужно всего лишь перестать делать за нее ее работу.