Femen в гламуре – продолжение

Купил в московском аэропорту журнал SNC, который редактирует сейчас Ксения Собчак.

Сфотогравировал пару страниц с девушками из Femen, узнать которых невозможно.

Не ожидал такого чудесного превращения. Вот отрывки из их интервью. К сожалению, пока у журнала нет интернет-версии.

- Изображая психотерапевта пытаюсь найти корни вашего протеста в тяжелом детстве и каких-то психологических проблемах.

Анна: Спросите прямо, не лесбиянки ли мы.

- Спрашиваю.

Анна: Нет, мы не лесбиянки. В начале Femen я специально носила длинные волосы, чтобы, не дай боже, меня никто не посчитал лесбиянкой, а потом поняла, что не имеют значения эти стереотипы и представления.

- Вам не хочется быть красивыми в красивых одеждах, сменить ваши джинсы и футболки на красивые платья?

Анна: Вы не видели меня в платье и накрашенной... Вот Ира носит короткую стрижку и я люблю короткую стрижку. Мне кажется, кто как хочет, так и одевается.

Яна: А почему женщина должна краситься? Что это за прикол такой? Вот Ксюша не красится, вы же не заметили. Это неудобно, это отвратительно. Им навязали мнение, что они должны быть еще лучше. У нас существует конкуренция между женщинами, потому что большое количество бедных женщин, маленькое количество богатых мужчин, и для того, чтобы не умереть с голоду и найти свое место под солнцем, каждая женщина должна упаковать себя как можно лучше.

- Может быть, вы просто еще никого не любили по-настоящему и не хотели тому человеку понравиться?

Александра: Вы сейчас проводите стандартную классическую вульгарную, народную линию понимания феминизма. Феминистки – это типа обиженные женщины. Это все те гадости и наслоения, которые закладываются мужчинами для того, чтобы другие женщины не присоединились к движению. "Не иди в феминистки, а то тебя замуж никто не возьмет", "Ты пошла в феминистки? Ах ты несчастная, что-то у тебя, наверное, случилось", – вдалбливают они в головы женщин. Да, есть среди феминисток много и несчастных женщин, но хватает и счастливых. Есть женщины, которые замужем, живут счастливой жизнью, но они остаются феминистками. Все нормально у них. И я, между, прочим, активно пользуюсь косметикой, в отличии от Яны и Анны, которые ее совсем не пользуются.

Анна: Европейцы, кстати, ни один не спрашивал: "Вы лесбиянка или не лесбиянка?". Они говорят: "Ты с парнем своим придешь или с девушкой?". Для них это нормально. Феминистки – у них семьи, дети. Я помню, первые дни нас просто поражало, как это мужик идет в садик и забирает ребенка или сидит с детьми. Или моет за нами посуду.

Меня поражало с самого детства. Я понимаю основы патриархата: "Я содержу семью, зарабатываю, будьте любезны, уважайте и слушайте меня". Сейчас все работают в семье, но почему-то до сих пор все равно мужчины остаются главными. Самый несчастный, захудалый пьянчужка в селе все равно пацан... Он ни копейки не принес в семью, он, наоборот, еще и пропил все, но он имеет право прийти домой, стукнуть кулаком и сказать: "Я тут папа". То есть, законы экономики в семье почему-то не работают. По старинке, в общественном мнении остается, что мужик главный.



- Но иногда ваши протесты бывают дурацкими. Зачем на День независимости вы косили цветы на красивой клумбе, например?

Анна: Саша, кстати, тоже была против. По поводу цветов оказалось, что она не радикальный человек. Премьер-министр очень обиделся, что у него под окнами клумбу скосили. Но это же символическая акция была. Нам ни за одну акцию не стыдно. Мы очень гордимся каждой акцией. Сегодня националисты готовы сжечь нас за спиленный крест, но если завтра мы попадем под машину автора закона о русском языке, они опять нас будут любить. Мы не стремимся угодить всем. Мы стремимся просто выразить свое мнение.

- Оксана, ты ездила в Минск на акцию протеста. И там впервые активистки Femen попали в действительно опасную ситуацию. Вас захватили, вывезли в лес, долго ночью над вами там издевались, резали волосы, обливали маслом и прочее. Это столкновение с жестоким мужским миром не испугало тебя, не возникли сомнения в том, что ты выдержишь в этой войне, где силы неравны?

Оксана: Когда мы еще только ехали на акцию, мы осознавали всю опасность. Мы добирались окольными путями, чтобы нас не засекли. И всю серьезность этой акции мы осознавали. Мы предполагали даже, что нас арестуют и закроют на месяц или на два. Но мы все-таки не думали, что они так поступят. Но после того, как нас задержали на автостанции и очень грубо начали бить, а все люди вокруг просто отвернулись, стало ясно, что это действительно очень опасно. По-настоящему, по полной программе над нами издевались. Это люди были профессионалы.

Но нас не сломали, я потом еще и в Россию ездила на акцию. Я уже 3 года в движении.

- Но ты внешне такая хрупкая, ангелоподобная. Иконы пишешь...

Оксана: Я росла в очень религиозной семье, с детства занималась в школе иконописи. Целовала руки попам, постилась. В 14 лет собиралась уйти в монастырь – мать меня от этого удержала. В 16 лет я выступала за свободную любовь. Я живу не пассивно, а активно. Я артист, художник и хочу изменить отношение к женщине в это мире.

Анна: В Украине каждая наша акция заканчивается задержанием милицией до 10-15 суток. В России это уже более жесткие формы. Там ФСБ с нами общается, допрашивают. В Белоруссии схема понятная – страшная. А в Европе нас вообще не задерживают, а в основном, наоборот, охраняют.

Яна: Мы отдаем себе отчет, что мы играем в мужские игры, и явным доказательством этому является то, что мы играем по мужским правилам. Для того, чтобы нас услышали, мы должны разговаривать на понятном языке. Именно поэтому мы и выбрали такую тактику поведения как секстремизм. Мы проявляем сексуальность и агрессию. Мужчина – хозяин жизни. Ему не обязательно раздеваться, чтобы что-то доказать. Он спокойно ездит в метро топлесс, и ему хоть бы что.

Оксана: В Белоруссии я ощутила свою слабость не только, как женщина, но и как человек, гражданин. Я вышла на протест, на защиту политзаключенных, а в ответ над нами стали издеваться и чуть не убили. Это больше всего возмущает. Но Белоруссия меня закалила. Поэтому я поехала в Россию, мы с девчонками пробрались на избирательный участок Путина, хотя там был оцеплен целый район. Страха за личную жизнь нет, мы солдаты, и вокруг идет война.

- Война с кем и за что?

Оксана: Мы воюем против патриархата за свободу людей, за свободу женщин.

- Война и женщина не рифмуются, женщина рифмуется с любовью.

Оксана: Почему не рифмуется? Символами войны часто были женщины, например, Родина-мать. Если мы сплотимся, то женщины в этой войне победят. До нас феминистское движение не было настолько массовым и ярким. Я одна из первых топлес-активисток и знаю, что это сложно переступить через стереотипы и раздеться. Это очень серьезный шаг.



- Яна, вы атаковали Патриарха Кирилла. Идет взрослый человек, настоятель огромной церкви. И вы голая бросаетесь к нему и на теле у вас написано Kill Kiril. Вас ничего не останавливает? Хотя бы уважение к этому немолодому бородатому человеку.

Яна: Я не имею уважения к человеку, который занимается втягиванием Украины в проект Евразийского союза, ведет антиукраинскую деятельность, который сам не являет собой эталона духовности и тех идей, которые он несет в общество. Я немножечко читала его биографию перед тем, как познакомиться с ним лично. И мне очень сильно бросился в глаза тот факт, что он еще 30 лет назад писал научные работы на тему иерархии в церкви. Он уже тогда планировал себе конкретно сделать карьеру в церкви. И столько скандалов связано с этим человеком, что редкий духовник обладает таким же ореолом скандальной славы.

- Патриарх вам не нравится, но зачем пилить крест?

Анна: Это был наш протест против несправедливого и жестокого приговора девушкам из Pussy Riot.

- А вас обидело, что Pussy Riot отвергли вашу акцию?

Анна: Ну, ничего страшного. Мы же должны спрашивать разрешения. Ну посвятили мы им акцию. Нам приятно было это сделать, мы поддержали их. То, что им это не надо – ну не надо, так не надо.

Александра: Было чуть-чуть обидно, конечно. Казалось, они сами не до конца поняли глубину своего же протеста. Но они сидят в тюрьме. Представляете, какое психологическое состояние у этих людей.

- В следующий раз вам придется "сжечь Рейхстаг", чтобы резонанс был такой же сильный, как и от предыдущих акций. Вам не кажется, что вы себя загоняете в тупик?

Александра: Инструментов еще очень много. У нас тут бензопила всего-навсего была и коса. С другой стороны, территорий, площадок и личностей масштабных тоже еще очень много. Это не означает, что если мы спилили крест, то завтра мы должны пойти и съесть младенцев. Мы стараемся себя контролировать. Даже с тем крестом мы взвешивали все "за" и "против". Мы понимали, какой это вой вызовет. Мы все-таки взвесили и поняли, что, несмотря на повышенную религиозность нашего общества, это позволит нам все-таки остаться живыми. Просчитали, что все-таки не убьют.

Анна: Мы не загоняем, мы просто усиливаем свою тактику. Мы от политической сатиры перешли к секс-диверсиям, проникновениям на территорию врага. И в этом смысле голая грудь уже не имеет того значения, которое имела вначале: "Ух ты, голая баба!". Это остается символом нашего проникновения на территорию врага. Ведь, как оказалось, нет ничего страшнее, ужаснее и противнее для врага, чем голая протестующая женщина на его территории. Не надо ни бомб, ни гранат, ни пистолетов, достаточно женщине с голой грудью зайти на территорию патриархата.

- Вы про Патриарха Всея Руси Кирилла, к которому Яна в аэропорту бросилась обнаженной?

Александра: Нет, мы про мужчин вообще. Территория патриархата – это территория мужчин, которые считают, что женщины – это молчаливая прислуга, объект их сексуальной и материальной власти. Мы атакуем важные для патриархата символы, будь то крест или кубок УЕФА.

Блог автора – матеріал, який відображає винятково точку зору автора. Текст блогу не претендує на об'єктивність та всебічність висвітлення теми, яка у ньому піднімається. Редакція "Української правди" не відповідає за достовірність та тлумачення наведеної інформації і виконує винятково роль носія. Точка зору редакції УП може не збігатися з точкою зору автора блогу.