Смерть и похороны известного журналиста и редактора Владимира Панкеева побудили задуматься об одном феномене
Отпевание на Байковом было многолюдным: журналисты, политологи, политтехнологи, известные фотохудожники, наверное (они явно отличались от большинства присутствующих) некие функционеры. У каждого из нас наверняка была своя история взаимоотношений с Володей. Но, думаю, всех нас на Байковое привело в том числе и ощущение боли от того, сколь многое было еще не сделано им и в журналистике, и в жизни... Жестокая смерть в 42 порождает особое ощущение ухода "одного из нас", потерю поколенческую.
При этом силу изгибов биографии Владимира – от львовского "Пост-Поступа" в киевский "День", а затем – в партийную газету СДПУ (о) "Наша газета+" – среди собравшихся оказались люди из совершенно разных не только изданий, но и – если так можно сказать, разных "миров". Более того, некоторые из нас в 2002-2004 были по разные стороны баррикад! Степень накала былого противостояния ярко передает вопрос, заданный одним старым знакомым вашему автору: "ну что, ты уже не будешь требовать посадить меня в тюрьму?:) ".
Но и вопрос этот и вопрос этот можно было поставить, уверена, потому, что сегодня это противостояние уже действительно БЫЛОЕ. Прошло всего три года после 2004-го, после участия одних из нас в борьбе с "темниками", а других – в их создании, и оказалось, что, наверное, все же того, что нас связывает невидимыми нитями больше нас разъединяющего. Может, объединяет и горечь таких утрат, как смерть Володи Панкеева или, тремя годами ранее, Сергея Набоки, Александра Кривенко... Может, и ностальгия по уходящей молодости, общие светлые воспоминия. Может, и ощущение принадлежности к некоему миру "посвященных" – то есть, людей, чей возраст более 35-ти лет позволяет знать уже немного больше о жизни, о нашей журналисткой корпорации, о людях, населяющих ее – чем об этом знает напористое и даже нахрапистое молодое поколение, которое, как порой кажется, вообще мало задумывается о чем-нибудь, кроме "быстрой славы и быстрых денег"...
А, может, шелухой облетело что-то внешнее, а главным объединяющим моментом осталось одно на всех представление о внутренней, личной порядочности или непорядочности тех или иных представителей корпорации, об интеллигентности, незлобивости, отсутствии высокомерия... НЕПОДЛИЧАНИИ. Но, в то же время, разве то, чем каждый из нас занимался или занимается ПУБЛИЧНО, и что порой характеризуется такими нехорошими словами как "темники" или "джинса", "сервильность" и "беспринципность", отношение к журналистике как к ремеслу, а не миссии – является неважным, был бы "человек хороший"? Неважно – что кто-то из нас делает для тысяч и миллионов, главное – как он поступает по отношению к близким, друзьям, коллегам?... Или все-таки наоборот, и та же "нерукоподаваемость" должна быть вечной категорией, несмываемой годами, личными симпатиями-антипатиями?...
У меня нет ответа на этот вопрос. Я уверена, что не может быть ответом на него сентенции: "времена не меняются" "все политики одинаковы", поэтому, мол, какая разница – что и с кем мы делали, мы всего лишь исполнители, когда-то так карта легла, сегодня – по-иному... Но одновременно я не знаю, как быть с тем, что кто-то из "неправильных" может в повседневности вызывать гораздо больше симпатии, чем кто-то из "правильных", что приватная порядочность и непорядочность порой диаметрально противоположны публичным позициям и действиям...
Знаю одно: последние десять лет моей жизни задали мне гораздо больше вопросов, в том числе и тех, на которые у меня нет однозначных ответов, чем предыдущие 35. Возможно, это и есть признаком того, что на самом деле наша страна, общество, каждый из нас действительно ЖИВЕМ, полноценной и полнокровной, хоть и ужасно сложной, жизнью. И, может, это уже и есть повод для оптимизма? Один на всех?
