7 жовтня 2009, 15:54

Павло Романович Попович. Стереть грань между Временем и Вечностью (9 дней)

Павло Романович Попович отошел в Вечность в той же очередности, что и полетел в Космос.

Гибель Гагарина стала вечной неразгаданной загадкой – как убийство Кеннеди или смерть Мерлин Монро. Гагарин ушел первым, на взлете – живой звездой, песня "Опустела без тебя Земля" стала светлой болью целого поколения.

Возможно, для многих из той эпохи увидеть Гагарина в 60, в 70, в 75 лет – это был бы удар.

Но побратимы Гагарина – из первого отряда космонавтов, – кто не погиб и не умер в среднем возрасте, дожили до XXI века.

Даже если последовательность "Гагарин – Титов – Николаев – Попович" была не выдумкой хитрых пропагандистов, а случайностью, она удивительно точно встраивалась в советскую политкорректную схему.





Первый Юрий Гагарин – советский "WASP", т.е. русский, из народа (из крестьянской семьи), суперхаризмат.

Второй Герман Титов – русский интеллигент (из семьи сельских учителей).

Третий Андриян Николаев – "русский цветной", т.е. из РСФСР, но не славянин, а чуваш – представитель поволжского тюркоязычного православного народа.

Четвертый Павло Попович – украинец, представитель "коренной" Украины, "хартленда" – уроженец Киевской области, воплощающий популярную в хрущевские времена официальную присказку об Украине как "второй среди равных".

Потом, почти одновременно с Валерием Быковским, полетела женщина – Валентина Терешкова – красавица-комсомолка-спортсменка, белоруска из Ярославской области, из рабочих.

Не все из первых космонавтов выдержали испытание славой: оказалось, что главные перегрузки – вовсе не в космосе и не при спуске на землю. Главные перегрузки – на Земле! Испытание медными трубами, невероятной славой, всеобщей любовью, интригами, лестью, водкой.

Кто-то спился, кто-то опустился, кто-то умер в одиночестве и забвении. Пожалуй, из первых космонавтов Попович оказался самым счастливым: на похоронах о нем, не дожившем нескольких дней до 79 лет, почти все говорили как о безвременно ушедшем.

Он был интегрирован в такое количество проектов и организаций, что, должно быть, и сам сбился со счета. Он стоял у истоков всех украинских общероссийских организаций и землячеств, и был их "знаменем" – самым эффективным лоббистом. В конце жизни у него даже была идея – организовать ассоциацию украинских космонавтов.

Вообще, Попович долгие годы был как бы главным "официальным украинцем" в СССР. В сталинские времена таким считался Иван Семенович Козловский, а при Хрущеве и Брежневе – Павло Романович. Что нетипично – они оба позиционировали свою украинскую идентичность с сильных позиций. Мол, вам не нравится, что я украинец? Ну, выбачайтэ. Но танцевать гопака перед вами, как Хрущев перед Сталиным, – уж извините. То есть украинец, лояльный Советскому Союзу и советскому режиму, но украиномовный, при этом без шароварщины, коленопреклонения перед "старшими братьями" и ритуальных кликушеских заклинаний, что "мы – один народ".

Уже в последние годы мне в компании Поповича и некоторых других достойных людей довелось оказаться жертвами российско-украинской информационной войны – в разных газетах, включая "Советскую Россию", на разных "типа-патриотических" интернет-сайтах какие-то недалекие люди нас склоняли как "националистов" и "русофобов" – в связи с 300-летием Полтавской битвы. (ЦИТАТА: И это очередная националистическая победа, которую празднуют в Москве всякие поповичи и окары, вся украинствующая фронда...)

Еще при советской власти, в 1970-х годах, секретное предприятие, где работали мои родители, активно сотрудничало с Павлом Романовичем по некоторым космическим программам. Один их сотрудник и наш сосед по подъезду даже готовился к сложному космическому полету.

И вот однажды, когда я еще учился в начальных классах, моя мама, ее коллеги и Попович поехали в Киев – по каким-то непонятным для меня делам. Ну и прихватили меня с собой. А еще предполагалась встреча – в ботаническом саду Киевского университета. Принимающей стороной был директор ботсада – некто Вадим Францевич, я даже фамилии его не знаю. Помню только, что это именно он с чуть ли не диссидентским прищуром приобщил нас с мамой к стихам Лины Костенко – мол, замечательная поэтесса, ее долго не печатали – вот, вышел тут роман "Маруся Чурай" – почитайте непременно, тем более, там про Полтаву.

Так я впервые в жизни увидел Киев – Софийский собор, Крещатик, будущий Майдан Незалежности, электронные куранты на Доме Профсоюзов – они были видны из окна, где мы жили. Это было начало марта – на склонах уже таял снег, но до настоящей весны еще было далеко. Совершенно удивительный запах и удивительное ощущение жизни – в Москве иначе. С тех пор я больше всего люблю бывать в Киеве именно в начале марта...

Поповича попросили выступить перед сотрудниками ботсада – он рассказывал множество интересных вещей. Например, что когда обычно болит голова, это сужаются сосуды головного мозга, поэтому чтоб не болела, их надо расширять. Но в космосе всё наоборот: там от невесомости сосуды расширяются. Поэтому чтобы голова не болела космосе, Попович просто бился головой о стенку космического корабля. Удивительно, но это помогло.

Я тогда еще не знал, кто такие "свадебные генералы", но подумал, что это про него. Вот так слетал пару раз в космос, и на всю жизнь ты – Прометей. Он был веселый и самодостаточный человек и совершенно феерический шоу-мен, знавший огромное количество анекдотов. Но потом он куда-то исчез, не попрощавшись, – типа, по делам. В Москву мы возвращались без него. И вдруг в вагоне в новостях по радио мы слышим: так и так, сегодня утром с космодрома "Байконур" стартовал такой-то космический корабль с таким-то экипажем. И до нас дошло, куда улетел Павло Романович, занимавший в те годы одну из главных должностей в Центре подготовки космонавтов.

А еще нашим родственникам в Полтаве провели газ – в начале 1980-х это была большая проблема, но Попович, почетный гражданин города, подписал какое-то прошение на сей счет...

На похоронах Павла Романовича, блуждая среди могил на Троекуровском кладбище, я вдруг отчетливо осознал одну вещь, о которой дотоле лишь смутно догадывался.

Поколение, к которому принадлежал Попович, а также поколение наших родителей – предвоенное и послевоенное – открывало путь к звездам, строило ракетный щит СССР, создавало какие-то удивительные масштабные, неподъемные проекты – заводы-гиганты, электростанции, города в вечной мерзлоте, трубопроводы, многострадальный БАМ. Словом, всё то, что называется модернизацией и индустриализацией. Возможно, большая половина из этого была не нужна изначально, но иначе тогда не получалось.

А наше поколение – занимается всякой мелкой ерундой.

Я сам лучше других могу пояснить, что так и надо, что эти изменения связаны с новым форматом бытия как такового, со сменой глобальных парадигм – от индустриальной эпохи к эпохе информационной, от модерна к постмодерну. Но вот, скажем, среди моих знакомых и друзей наберется по несколько сот человек журналистов, экономистов, юристов, бухгалтеров, разного рода посредников, несколько десятков бизнесменов, начинающих политиков, политологов, социологов, пиарщиков, имиджмейкеров, стилистов, компьютерщиков-программистов, продавцов воздуха, немало миллионеров и несколько миллиардеров, есть даже один мерчендайзер. Но нет ни одного маркшейдера. Нет ни одного внятного инженера, ни одного ученого-химика, физика или биолога. И "нанотехнологов" тоже нет. (Речь не об образовании, а о роде деятельности.) Никто не хочет открывать что-то новое, неизвестное, уже никто не мечтает стать космонавтом.

Хотя, возможно, это просто смена циклов – сначала общество напряжено, мобилизовано, способно к сверхусилиям и прорывам, способно к освоению вечной мерзлоты и космоса. Но потом оно расслабляется – сверхзадачей считается благополучие и потребительство, а люди то ли погрязают в роскоши, то ли вынуждены чисто физически выживать, бороться за существование.

В такие времена люди забывают не только о Космосе, но и о Боге.

Ведь, если разобраться, первые теоретики космонавтики открывали космические орбиты вовсе не для того, чтобы политики потом могли бросать сверху боеголовки или шпионить за вражескими аэродромами, не для того, чтобы решать какие-то сугубо утилитарные проблемы. И Циолковский, и Федоров, и Кондратюк, и Вернадский считали освоение Космоса чем-то вроде богопознания, чем-то вроде прорыва в Жизнь Вечную.

Поэтому те, кто побывал ТАМ, уже заранее приобщены к Вечности. И, как сказал на погребении Павла Романовича Поповича коллега – легендарный космонавт Алексей Леонов, пусть земля ему будет небом!

Поскольку именно первые советские космонавты стерли грань между Землей и Космосом, между Временем и Вечностью.

ТСН.ua