Зі спогадів Семена Глузмана. Розділи: ''Несколько неудобных вопросов самому себе''; ''Страна невыученых уроков''; ''тогда, до освобождения''

Закінчення, початок: тут

Цією подачею завершується публікація окремих розділів зі спогадів Семена Фішелєвича Глузмана, що вийшли цього року. Його книжка стане у пригоді історикам, публіцистам, усім, хто досліджує суспільні чинники того, що сьогодні зветься країною Україна. Подані на блогах УП уривки дають лише мінімальне уявлення про цю важливу і непересічну книжку. Спасибі Семену Фішелєвичу, що він її написав.

Несколько неудобных вопросов самому себе

Так получилось, что тюрьма преподала мне несколько

уроков терпимости и сопереживания. Один из них – Васыль

Маложинский, дядя Вася. Срок у него был для нашей зоны

вполне стандартный – 15 лет. Сидел он тихо, общался, в основ-

ном, со своими, галычанами-двадцатипятилетниками (т.е. "бан-

деровцами"), но при этом исправно посещал все официальные

политзанятия, где полуграмотные "граждане начальники" кос-

ноязычно пересказывали наставления из газеты "Правда". Дядя

Вася демонстрировал свою полную аполитичность и, даже, не-

кую стариковскую глуповатость.

На самом деле дядя Вася был в нашем лагерном сопротивле-

нии фигурой весьма важной. Он хранил наш архив. Мы, "анти-

советчики", были слишком наблюдаемы стукачами и самими

"начальниками", потому не могли прятать и доставать сокро-

венные документы. Лагерные писари Игорь Калынець, Васыль

Шовковый готовили тексты на особо тонкой трансформаторной

бумаге, затем их изделия упаковывались в пластик и, при ока-

зии, передавались нами из зоны в Москву или Киев. Изделий

в контейнерах было много, бывали случаи утери отдельных из

них при транспортировке, поэтому и нужен был архив. К при-

меру, получали мы сообщение: "номер 7 утерян"; я расшивал

на несколько секунд небольшую заготовку к сумке из брезента

(работал тогда в пошивочном цеху, вместе с Валерой Марченко)

и выяснял содержимое N7 (или N14, или N19). Дальнейшее

было заботой дяди Васи: в очередную рабочую смену в цеху

металлообработки, где дядя Вася работал в складе готовой про-

дукции, он осторожно доставал искомые документы и переда-

вал кому-либо из нас. И опять Калынець и Шовковый бисерным

почерком переносили тексты на трансформаторную бумагу,

опять готовился к отправке маленький контейнер, уже под дру-

гим номером.

Все это я описываю с единственной целью – пояснить роль

дяди Васи. Сдай он наш архив КГБ (а сделать это можно было

и вполне "случайно"), Васыль Маложинский вернулся бы к се-

мье, не досидев своих 15 лет. Как "твердо ставший на путь ис-

правления".

Общаться с дядей Васей подолгу я не мог. Нельзя было "све-

тить" его роль в нашем сопротивлении. Но однажды, в короткой

нашей встрече в бараке, дядя Вася на какие-то мои слова возраз-

ил: "Та ні, я ж не був бандерівцем. Я тут сиджу за свою участь

в дивізії СС-Галичина". Ошеломленный (я-то все эти годы счи-

тал его солдатом УПА), я спросил невежливо: "Дядя Вася, как

же так, как Вы туда попали?" Ответ был прост и ясен: "Спершу

були совєти. Потім прийшли німці. Всі – чужі. А одного разу

я побачив і почув своїх, йшли хлопці та співали українських

пісень. То я й пристав до них. То ж свої були..."

Вот так просто. Без большой политики и философских со-

мнений. Мир крестьянина в любой стране однозначен и ясен:

свои и чужие. Это мир стабильности, простых истин и простых

решений. Нельзя требовать от подобных себе умения прозре-

вать будущее.

Сегодня я живу в другой стране. Прошло тридцать лет, я мно-

гое узнал и во многом разочаровался, но и сегодня в самом теплом

и ясном уголке моей памяти живут эти славные, искренние кре-

стьянские сыновья, объединенные жестоким ГУЛАГом: Васыль

Пидгородецкий, Евген Пришляк, Ионас Матузявичус, Дмитро

Басараб, Иварс Грабанс... В этой новой, постсоветской жизни они,

мертвые, помогают мне не растеряться. Помогают жить.

Черно-белый мир моей советской жизни был проще. Жестче,

опаснее, но – проще. Как на войне, враг был врагом, а друг был

другом. Сегодня мне тяжелее. Но я счастлив этой тяжестью.

Потому что это тяжесть свободы. И в этой моей новоукраин-

ской свободе мне не нужно учиться прощать бывшего солда-

та дивизии "Галичина" Васыля Маложинского. Потому что я

давно простил и своих, и его палачей... Моя тяжесть в ином, в

неумении и нежелании молчать.

Сладкоголосые журналисты и политологи, истово сопрово-

ждавшие первые шаги господина Кучмы в качестве Президента

Украины, столь же истово и искренне сопровождают сегодня

оголтелую ненависть к нему. Привычный стереотип поведения,

воспитанный жизнью в тоталитарной среде – "умение коле-

баться вместе с линией коммунистической партии". Стереотип

поведения, ярко выписанный Оруэллом в знаменитом романе.

Такова наша постсоветская действительность, осуждать это

бессмысленно и бесполезно. Бог с ними, журналистами. Они

вовсе не хуже нас, читателей-зрителей-слушателей. В плано-

мерной ехуизации украинского населения (помните диких че-

ловекообразных еху в стране гуингмов у Свифта?) они участву-

ют вынужденно, по приказу хозяев.

Хочу говорить правду. Хочу ее слышать. Ошибаясь, набивая

синяки, спотыкаясь, хочу! Так и не научился я зарабатывать

деньги, думать о старости, нарабатывая пенсию. Что ж, мой вы-

бор. Мой собственный. И мои вопросы. К самому себе, в пер-

вую очередь.

• почему одновременный распад тоталитарной империи,

дав всем одинаковые стартовые возможности, привел к различ-

ным последствиям для новых государств?

• почему Украина, давшая наибольшее число диссидентов в

советские времена (и, соответственно, политзаключенных) не

стала образцом новой демократии?

• почему несметное число зарегистрированных неправи-

тельственных организаций не привело к формированию влия-

тельного гражданского общества в Украине?

• почему национально ориентированные историки дис-

сидентства в Украине не видят и не помнят Александра

Фельдмана, Виктора Монбланова, Александра Чекалина и по-

добных им "некоренных"?

• почему я должен идти в Европу под предводительством

господ Червония и Тягнибока, если моя Европа – это Камю и

Гессе, а их Европа – это Ле Пэн?

Отчетливо помню первые месяцы независимости. И свой

страх. Да – страх. Тысячи приспособленцев, ринувшиеся из

комсомола прямиком в Рух. Профессиональные киллеры укра-

инской культуры, мгновенно ставшие обличителями "руки

Москвы". Не очень умные отсиденты, бросившиеся в новую

власть. Ничтожные, заблядованные поэты и писатели совет-

ской поры, овладевшие "микрофоном истории"... Мне было

страшно. "Гопашные хохлы" (любимое выражение Ивана

Алексеевича Свитлычного) и комсомольские активисты неис-

тово совокуплялись на подиуме, желая породить нечто отврати-

тельное и примитивное. К счастью, не вышло. Гомосексуальные

союзы бесплодны.

Нереализуемые мечты изнуряют. Как и рукоблудие. Мечты

некоторых моих сограждан о "правильной", в их понимании,

Украине изнуряют их души и неизбежно приводят к поиску

виновников украинской "неправильности". Одно из самых яр-

ких впечатлений первых месяцев независимости: я сижу в слу-

жебном автомобиле народного депутата Т., рядом со мною на

заднем сидении истово с повышенным слюноотделением про-

жектирует депутатский помощник М. Тема горячего монолога -

срочная необходимость дипломатической экспансии в Кувейт и

Саудовскую Аравию с целью получения нефти. Сам прожектер

- филолог, не имеет никаких специальных знаний в сфере не-

фтяного бизнеса. Но он – советник законодателя! Он формирует

высокое мнение господина Т., который также – гуманитарий...

Кто виноват? Кто виноват в наших сегодняшних экономи-

ческих проблемах? Президент Кравчук? Президент Кучма?

Несомненно, они виновны. Но с ними – и депутат Т., и жур-

налист М. И я, потому что промолчал тогда в служебном авто-

мобиле. Потому что очень часто молчу и сегодня. По разным

причинам, не от страха.

Ядовитыми цветами ненависти, как правило, прорастают за-

малчиваемые проблемы. От "священных коров" нашей истории,

от так называемых табуированных тем прорастает агрессивное

невежество некоторых наших соотечественников. "Священны

коровы" опасны. Опасны своей невысказанностью, возможно-

стью заполнения пустоты фальсификациями.

Вот лишь некоторые из них, неартикулируемых острых тем:

• правда об обильной крови украинского (как и всякого ино-

го) средневековья;

• правда об участии значительной части еврейского населе-

ния Украины в становлении тоталитаризма;

• правда о тяжелых последствиях для украинской культуры в

случае резкого отхода от русского языка;

• правда об опасности ускоренной украинизации под давле-

нием закомплексованных носителей советской сельской культу-

ры, где результатом будет место Мовчану и Яворивському, но не

Свитлычному и Стусу...

Относительно недавно французские католики резали проте-

стантов. На Британских островах "правильные" патриоты уби-

вали своих "неправильных" соотечественников. Тем же успеш-

но и долго занимались германцы... Все эти печальные знания

известны школьникам, они – открыты, они – произнесены

вслух. Наша история – не лучше. Мифологизирование истории

чрезвычайно опасно, оно прорастает новой кровью. Мы долж-

ны научиться жить без "священных коров".

2006 г.

Страна невыученных уроков

Отчетливо помню окончание дневного сеанса. 1969 год,

Киев, кинотеатр "Орбита". Смотрели "Обыкновенный фа-

шизм" Михаила Рома. Публика покидала зал молча, без ком-

ментариев. У всех – странный взгляд, отстраненный. Несколько

немолодых пар, никаких обменов впечатлениями. Годом ранее

раздавлена Чехословакия...

Почему, как позволили, кто... В стране жесткая цензура, уго-

ловные преследования диссидентов, массивное глушение зару-

бежных "голосов". И – такой фильм. Формально – о нацизме,

Гитлере. Фактически – и о нас. Нет прямых слов, но есть пря-

мые образы. Их много. Они понятны. Фильм в массовом про-

кате. Плата за просмотр – тридцать копеек. Все это странно,

необъяснимо.

Приблизительно тогда же, в конце 60-х – остроумный муль-

тик "Шпионские страсти". О КГБ. О страшном, всемогущем

КГБ, само название которого произносят шепотом, оглядыва-

ясь. Рисованные дураки-офицеры, по-дурацки мыслящие, по-

дурацки действующие... Кто позволил?... Нет ответа.

1974 год. Я – в зоне, в политическом лагере ВС 389/35 на

Урале. В воскресенье – обязательный фильм. Чаще всего – о

Ленине или его отпрысках. Худшие образцы советского кино -

нам, с целью нашего перевоспитания. И вдруг – Тарковский!

Законопослушному населению Пермской области "Андрей

Рублев" неинтересен, его массовый прокат невозможен. Куда

деть плохую пищу, плохую книгу, плохое кино? Скормить зэ-

кам. Так и сделали. Это был праздник, яркий, запомнившийся.

Редкий.

Двадцать первый век. Независимая Украина. Нет КГБ,

вместо наивных диссидентов – полнокровная политическая

оппозиция. Хочешь – уезжай из страны, хочешь – возвращай-

ся. Хочешь – уезжай опять. Хочешь – не участвуй в выборах

(раньше такого не было...). Хочешь – носи цветы к памятнику

Ленина, хочешь – к памятнику Бандере. Свобода. Одно стран-

но: вместе с цензурой в прошлое ушло и хорошее кино. Теперь

в "классиках" не глубокий Ромм, а поверхностный, одномер-

ный Спилберг. Разумеется, легко воспринимаемый массами.

Такой себе композитор Игорь Крутой, попирающий Моцарта...

Снимают в Украине и сегодня. Снимают много. Легко, бы-

стро и дорого. Изнаночные варианты советского агитпропа, га-

зета "Правда" навыворот. Единственное утешение – снимают

для самих себя. Миллионы украинцев эту "гениальную" до-

кументалистику не увидят. Постыдное кино, снимаемое бес-

стыдными людьми. Увы, в некоторых таких шедеврах снимали

и меня... Имел слабость поверить в искренность и способности

этих творцов. Например, в киностудию "Контакт".

В стране, где нет кино – кинофестивали. Телевизионные

шоу красавиц, многословие профессиональных кино- и теле-

сказителей, премии.

И здесь же – равнодушие к тем, кто заслуживает памяти и

внимания. Уходят в мир иной люди, так и не научившиеся рабо-

тать локтями. Измученные, часто – одинокие, и всегда – небога-

тые. Служение истине требовало жертв, в профессии, в семье, в

здоровье. В новой стране им трудно, нет сил, нет навыка враста-

ния в большинство, а без этого – какая карьера, какое богатство.

И – возраст, солидный возраст.

На каких весах оценить: кто больше заслужил уважения у

Бога и истории, член КПСС Нина Марченко, возившая в себе (в

буквальном смысле) тысячи страниц горячей лагерной инфор-

мации, либо тихо и неосмысленно отсидевший свои пятнадцать

лет Х., сегодня уже внесенный указом нашего Президента в

пантеон героев-патриотов. Или: почему мелкий, невыразитель-

ный стукачок советской поры, вполне благополучно живший

прежде, сегодня осыпан почестями увесистых грантов, а старая

женщина, по ночам разбиравшая затертые буквы лагерных ксив

и рисковавшая уйти на "вечную койку" в психиатрическую

больницу, выживает скудно, серо и одиноко продажей газет на

улице... Нет ответа?

Семь лет тому назад мои коллеги и друзья, голландцы и дат-

чане, помогли мне открыть в Киеве реабилитационный центр

для бывших узников ГУЛАГа. Всех, очень разных, от жертв

Холокоста и старых бандеровцев до диссидентов из брежнев-

ских зон и психиатрических больниц. В этой маленькой по-

ликлинике каждый получил внимание хорошего врача, бес-

платные медикаменты и помощь психолога. Средний возраст -

восемьдесят лет. Они уходят, со своим жутким прошлым, со

своими воспоминаниями. В моем архиве – двести видеокассет,

снятых профессиональной камерой, на них – устная история

моей страны, переполненной казнями, пытками, голодом и ло-

жью. Двести невостребованных, никому не нужных кассет.

Любой еврей, помнящий нацистские преследования, мо-

жет обратиться к сотрудникам фонда визуальных свидетельств

Холокоста, основанного Стивеном Спилбергом. Где аналогич-

ный фонд для моих сограждан, украинцев?... Нет ответа.

Знание прошлого необходимо. Детальное, окрашенное жи-

выми эмоциями знание – лучшая прививка от возникновения

новых Гитлеров и Сталиных. В моей стране слишком много по-

литики. И очень мало основательного, немифологизированного

знания. В этом серьезная опасность: необразованность и дикта-

тура – сообщники.

Декабрь 2006 г.

"тогда, до освобождения..."

Тогда, до освобождения и приезда в Киев, я никогда их не

видел. Не видел и не слышал тех, кто делал нас, заключённых,

неуязвимыми. Правда о наших буднях, о наших протестах и на-

ших болезнях, ставшая известной широкому миру, была для нас

лучшей защитой. Кремлёвские старцы очень хотели продолже-

ния "разрядки". Как и другие ночные хищники, они боялись

света. Кто-то должен был вынести из зоны эту информацию,

эту правду. Несмотря на страх, несмотря на всепроникающий

обыск. Кто-то должен был увезти эти мелко исписанные бума-

ги в пластиковых упаковках поездом, за тысячи километров.

Понимая, что здесь же в вагоне, в купе – внимательные и реши-

тельные офицеры КГБ в штатском, мужчины и женщины, гото-

вые немедленно "пресечь". Кто-то должен был дома, в Киеве

или Москве, вынуть из своего тела эти пластиковые упаковки,

остро пахнущие экскрементами, и хранить их до передачи дру-

гим, таким же незащищённым. А те, раскрыв все пластиковые

оболочки, с трудом распрямив слежавшуюся, морщинистую

бумагу, должны были переписать или перебить на пишущей

машинке эти драгоценные, хоть и дурнопахнущие тексты "от-

туда". И никакие западные спецслужбы в этом не помогали, как

и западные журналисты, аккредитованные в Москве, как и за-

падные дипломаты...

Выносили. Увозили. Печатали по ночам на старых, шумных

механических пишущих машинках. Зная, что сами – на подо-

зрении у КГБ. И – передавали в Самиздат, в удивительную си-

стему циркуляции правды о стране, как оказалось, не подвласт-

ную ЦК КПСС, КГБ, Главлиту. И делали это, рискуя собствен-

ной свободой и благополучием близких, женщины. Мужчины

гораздо реже способны на такое самоотверженное поведение.

Я знаю имена лишь некоторых. Они, наши защитницы, не

писали воспоминаний. Они – защищали. Верно, стойко, молча.

Считая эту защиту своим долгом. Вот они, известные мне имена:

Леонида Свитлычная

Нина Смуженыця (Марченко)

Люся Бойцова (Ковалёва)

Галина Пронюк

Мальва Ланда

Нина Лисовская

Елена Боннэр

Людмила Алексеева

Алла Марченко

Мария Подъяпольская

Малле Кийренд

Алла Заманская

Светлана Кириченко (Бадзьо)

Светлана Павленкова

Татьяна Житникова (Плющ)

Любовь Середняк

Знаю, их было больше, наших спасительниц. Простите меня

те, кого не назвал.

8 января 2010 г.