15 грудня 2014, 14:40

История пятая: Зона АДО

Взрыв.

Ещё взрыв где-то на расстоянии 30 метров.

Снова взрыв неподалёку. Работает крупнокалиберный миномет. Пристреливаются.

--

Проходит какой-то день в зоне АТО, третий день на месте нашей новой дислокации, и третьи сутки как мы втроем дежурим на посту.

Учитывая, что к нам не прикрепили пехоту и прикрытие – мы вынуждены сами себя охранять, ну и делать работу предусмотренную родом наших войск. На посту ночью стоим вчетвером – двое дежурят, двое спят, и так по очереди, а днём, учитывая "нехватку рук и глаз", на посту стоим по двое. Все кто не задействован на дежурстве занимаются землянкой, бытовыми вопросами, и, при наличии команды от начальства – "ездят на работу". Фактически, мы – несколько десятков людей, микро – организм выполняющий все функции необходимые для обеспечения жизнедеятельности, и при этом готовый на протяжении нескольких минут после команды выполнять боевые задачи. В силу специфики рода войск и, как следствие, особенностей дислокации, а также по причине безопасности – все наши контакты с внешним миром максимально ограничены. Даже контакты с волонтерами нам "противопоказаны".

Костры, фонарики, также как и общение в полный голос, здесь прекращаются по мере приближения темноты (нынче это происходит очень рано – раньше, чем дети возвращаются со школы). Когда стемнеет каждое дерево, каждая ветка, любой предмет хочет о тебя стукнуться. Не знаю что бы себе здесь сломал черт, но когда небо затягивают тучи, и все напоминания о звездном небе над головой зияют там же где и моральный закон, – травмироваться очень легко. Поэтому передвигаться приходится на ощупь и руками вперед, но, несмотря на эту меру предосторожности, большинство из нас являются носителями гематом, порезов и царапин.

Самое желанное время суток – это рассвет, потому что с его наступлением можно разжигать костры и греться после ночи под открытым небом на посту (учитывая дефицит бойцов необходимых для дежурств – удовольствие не идти в наряд и спать в землянке редкая роскошь). Собственно дежурство на посту – это единственный доступный для нас способ охранять самих себя от внезапного нападения пехоты (как писал ранее – положенную для охраны пехоту нам так и не предоставили, как и многое другое), так что дежурство это весьма ответственное дело.

Сложно сказать когда спокойнее – днем или ночью, ибо интенсивность залпов от этого не очень зависит, но заснуть можно только через час после последней канонады, а вот если ночью, вдруг, не стреляют – сна не будет.

--

Снова выстрел, приближающийся свист, взрыв.

Серия приблизительно одновременных взрывов. Работает несколько минометов, и работают они именно по нашей базе. Несколько позже, после того как подле нас пролетел беспилотник, тандем минометов пополнился САУ. Стреляют осколочно-фугасными снарядами и шрапнелью.

Наш пост находится на возвышении относительно леса в котором расположена база, и представляет собой нечто похожее на неглубокую трехметровую в диаметре воронку от разрыва снаряда.

Между звуком от выстрела и до взрыва проходит пару секунд – и эти секунды обильно наполнены множеством разнообразных мыслей, а после того как слышишь приближающийся свист все мысли сводятся к одной, а еще можно понять насколько близко упадет снаряд.

Теперь снаряды разрываются один за другим с короткими паузами и по всей территории базы.

Мы вдвоем забились в небольшое углубление, а третий в полусогнутом положении закрывает нас спиной, учитывая, что помещается лишь частично. Потому что это углубление мы начали рыть только вчера, в первую очередь для того что бы согреться, оно весьма небольшое – размером с маленький холодильник.

Первые минуты обстрела было очень страшно, ибо обстрел начался внезапно (как и бывает в таких случаях), и нам было не ясно что же делать, но потом этот страх трансформировался. Не то что бы он исчез. Нет. На первый план вышло желание, что бы все это скорее закончилось, прекратилось, и неважно каким образом.

Выстрел, свист, взрыв, выстрел, свист, взрыв, выстрел, выстрел, еще выстрел, свист. Теперь взрывы совсем рядом с нашим постом. Выстрелы и взрывы один за другим. Становится похожим, что стреляют по КШМке (Командно-Штурмовая Машина) которая возле нашего поста. Ужасный свист в ушах, от разорвавшегося рядом снаряда, и кроме него уже ничего не слышно. Мы периодически выползаем с надеждой убежать, а шевелящийся рот и громкие жесты пытаются сообщить об этом оглохшим товарищам, но нас опять накрывают взрывы и мы возвращаемся назад в наш окоп.

Очередная попытка обмануть стреляющих удалась и мы сначала бегом, а затем ползком стали пробираться в соседний лес. Взрывы продолжались, но мы от них были все дальше. Все это время в голову приходило что-то странное и давно забытое, иногда внутренний диалог прерывался и мысли куда-то улетучивались. И вся эта головоломка повторялась в разной последовательности. Но все это время непреодолимо хотелось жить – именно это обостренное желание мне очень запомнилось.

Так мы оказались на безопасном от зоны обстрела расстоянии, где обнаружили несколько наших ребят.

Этот адский обстрел (даже по мнению ребят которые находятся в зоне АДО не первый месяц), продолжался несколько часов, и прекратился лишь после того как наша артиллерия дала "обратку" на обстрел. После этого мы добрались до своего блиндажа, где ребята с приятным удивлением нас встретили. На тот момент обстрелом уже была уничтожена часть техники, но, к счастью, все ребята остались живы и целы.

После того как удалось разыскать и собрать в блиндаже всех ребят, руководство нашей батареи предложило выбрать между возможностью смены дислокации сегодня (если таковую предоставит командование бригады) и возможностью спокойно переехать утром следующего дня. Коллектив настоял на оперативном переезде сегодня же.

--

Не то что бы я искушен в военном деле, но формальная логика мне подсказывает, что беспилотник два дня подряд зависающий над местом дислокации, не окопанная и не замаскированная техника, а также выезд для выполнения заданий (ведения огня) на расстояние не более двух километров от базы, могут быть не только поводом для размышлений, но и источником тревожных ожиданий. Но, как показывает практика, армия и логика не всегда сочетаемы.

--

Все наши пожитки были оперативно собраны и магическим образом утрамбованы в уцелевшую после обстрела технику, которая предположительно оставалась на ходу и должна была выдвинуться из базы для построения в колонну. Но, все таки, не вся техника смогла участвовать в марше, а лишь та что смогла завестись и тронуться с места, что оказалось невозможным не только для пострадавших от обстрела машин, но и было вполне ожидаемо от того на чем нас отправили в "зону проведения АТО". Так несколько наших расчетов, уезжая на броне не своей техники, проводили взглядом в последний путь уже успевшие стать родными машины, со всем солдатским скарбом оставшимся в них, ибо времени на сборы больше не оставалось.

Мне с нескольким ребятам лишившимся техники, довелось уезжать на КШМке. Так мы и ехали молча – минуту, три, пять... Не знаю о чем молчали ребята, но мне, почему-то, в голову лезли мысли о роскошном сборнике стихов Иосифа Бродского в твердом переплете, который удалялся от меня вместе с оставленным в нерабочей машине рюкзаком...

Не помню, что первым прервало наше молчание – доносившиеся взрывы новых залпов или наша постоянно глохнущая техника, но о Бродском я забыл. Машина, доставшаяся мне с товарищами, старалась как могла – гудела, глохла, снова заводилась, но все больше отставала от колонны, а сумерки возвещали о скором приближении темноты...

В далеком детстве, эмпирическим путем, я пришел к твердой убежденности бессмысленности разговоров с животными, учитывая определенную бесперспективность данного процесса. Но в тот день я неожиданно поймал себя на обращении к глохнущей технике, ибо упование на ее отзывчивость представилось мне самым действенным способом выжить. Кто-то из ребят обещал, что пойдет в церковь если мы доедем, кто-то говорил что "еще нельзя" потому что он маме не успел позвонить, кто-то просто в замысловатом ритме покачивая головой что-то бормотал... Этот приступ коллективного регресса мы еще не раз вспомним потом с улыбкой, но на тот момент все это казалось серьезным и очень важным.

Она заглохла и больше не завелась. Мы остались не услышанными...

Теперь мы остались одни в поле...

После того как залпы по нашей базе усилились, а багряное свечение над нею подтвердило правильность решения менять дислокацию сегодня, мы направились в ближайшую посадку, где, учитывая определенные и грустные подозрения, мы приняли решение самостоятельно выходить пешком в безопасное и контролируемое нашими войсками место. Так, восьмером, после обстрела больше похожими на бомжей чем на военных мы и начали свой исход.

Впереди нас ждало село частично контролируемое оккупантами, которое мы удачным образом обошли не подорвавшись на растяжках и минах, которыми обилуют местные посадки. Кстати, до отправки на фронт я даже не подозревал насколько серьезна и глобальна проблема мин, растяжек, не взорвавшихся снарядов... И эта проблема на многие годы. Для безопасности мы продвигались определенным образом – трое шли вперед, а остальные оставались в безопасном месте, потом, после того как первая группа доходила до следующего безопасного места, один из них возвращался за оставшимися, или же, просто шли двумя группами с дистанцией в несколько сот метров. Так, отрезок за отрезком, мы продвигались вперед, проходя поля, пустые украинские блок посты и заброшенные дома.

Первые километры думалось о том чем же называется то, что мы остались живы – молитвами близких и поддерживающих нас воплощенными в чуде, удачным стечением обстоятельств, или же слабым уровнем подготовки сепараторов... После первого десятка километров, по мере удаления от опасной зоны, я все чаще думал о друзьях, которые подарили мне 16-ти килограммовый бронежилет вместе с автоматом и боекомплектом все сильнее вдавливающий мой позвоночник в землю. Пройдя около 30-ти километров, мы дошли до жилища, в котором молодой парень и его беременная избранница, с характерным для здешних мест обреченным взглядом и выцветшими глазами, согласились дать нам согреться и выпить воды. Немного отдохнув, мы продолжили свой путь, пока не дошли до нового очага цивилизации в котором нашли такси.

Неожиданным для меня стало признание таксиста больше удивляющегося тем кто не платит за проезд, чем наличию у клиентов оружия и военной формы. Рассчитавшись с таксистом, мы зашли в магазин, а потом, поев, отправились в военную комендатуру.

Возле военной комендатуры нас умело окружили солдаты, а потом, удостоверившись в том, что мы свои, провели в помещение, где любезно и заботливо накормили, дали чистое белье и организовали нам первый за три недели душ. В комендатуре мы поведали свою историю, а так же поделились своими умозаключениями к которым она вынудила нас прийти. Ребята из комендатуры признались, что нам повезло четырежды: первый раз потому что у нас не было ни царапины от такого обстрела и нас не подбили с заглохшей техникой; второй раз потому что мы смогли незаметно пройти посадки с растяжками и село которое контролируют "сепараторы"; третий раз потому что три украинских блок-поста к счастью для нас были пустыми, ибо по законам военного времени, учитывая что дело было ночью и мы были вынуждены снять все опознавательные знаки, нас могли расстрелять свои же еще на подходе; а в четвертый раз повезло потому что не бывает что бы везло трижды за день... Нам организовали возможность непродолжительного сна, а днем за нами прибыл транспорт, чтобы доставить нас к командованию нашей бригады.

Эти сутки отпечатаются в моей памяти как одни из самых фееричных и насыщенных в моей жизни, но то, что произошло с нами после встречи с "большим начальством" бригады запечатлелось в моей памяти не менее глубоко. Но дабы более не утомлять моего читателя – о последующих злоключениях я поведаю в следующей истории.

Напоследок хочу отдельно поздравить, с давеча прошедшим праздником, самых главных людей в нашей армии, благодаря которым многие из нас все еще живы и могут нести службу, вопреки командованию вооруженных сил... Конечно же, я поздравляю с Международным днем Волонтера людей самоотверженно помогающих нам всем что под силу и даже свыше того, – лишь благодаря Вам у всех нас, все еще, есть вооруженные силы Украины, собственно как и Украина. Нижайший поклон и спасибо Вам, друзья, от меня и всех наших ребят!

Миллет! Ветан! Къырым!

Не рассуждай, не хлопочи -

Безумство ищет – глупость судит;

Дневные раны сном лечи,

А завтра быть чему – то будет...

Живя, умей все пережить:

Печаль, и радость, и тревогу -

Чего желать? О чем тужить?

День пережит – и слава Богу!

Федор Тютчев

Блог автора – матеріал, який відображає винятково точку зору автора. Текст блогу не претендує на об'єктивність та всебічність висвітлення теми, яка у ньому піднімається. Редакція "Української правди" не відповідає за достовірність та тлумачення наведеної інформації і виконує винятково роль носія. Точка зору редакції УП може не збігатися з точкою зору автора блогу.

История шестая: Штабная сучность

"...Есть два рода сострадания. Одно – малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего...

История пятая: Зона АДО

Взрыв. Ещё взрыв где-то на расстоянии 30 метров. Снова взрыв неподалёку. Работает крупнокалиберный миномет. Пристреливаются. -- Проходит какой-то день в зоне АТО, третий день на месте нашей новой дислокации, и третьи сутки как мы втроем дежурим на посту...

История четвертая: Привыкайте к земле

Марш техники до промежуточной точки дислокации оставил неизгладимые и осязаемые впечатления в виде обилия гематом и переломов среди нас, т.к...

История третья: Как я стал крымским татарином

Друзья, учитывая, что мне неожиданно представилась такая возможность, смею обратиться к Вам не с солдатской историей, а с не менее важным, на мой взгляд, посланием...

История вторая: Хроническое "омерзенение"

"Ты живой?", "Расстрел был?" – приблизительно такие вопросы звучали практически во всех сообщениях друзей после моего предыдущего письма. Со всей уверенностью сообщаю, что я живой и, по всей вероятности, очередной легитимный, ибо после того самого последнего письма ни кто из людей со звездами на погонах ко мне не обращался, как и из, собственно, людей вне армейской иерархии...

История первая: Дух, армейский

- Мама, а это русские идут? - Нет, доченька, это не русские. Это наши. Этот разговор, услышанный во время того как нас вели колонной по вокзалу традиционно русскоязычного города Н...