История шестая: Штабная сучность

"...Есть два рода сострадания. Одно – малодушное и

сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как

нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от

тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не

сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой

покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание

- истинное, которое требует действий, а не сантиментов,

оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и

сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже

свыше их."

Стефан Цвейг

Этими словами начинается роман Стефана Цвейга "Нетерпение сердца". Помню, когда прочитал эти строки впервые, они мне показались несколько скомканными, обрывчатыми (наверное, именно такими для многих являются мои истории), но, по мере движения вглубь романа, я все чаще возвращался к этому эпиграфу, и он наполнялся все большим смыслом. После прочтения романа, эти строки и словосочетание "нетерпение сердца", для меня звучали совсем иначе, чем в его начале и, даже, казалось, что это невероятно глубокое послание художника слова, о сострадании и участии в жизни другого, после прочтения, продолжило свою самостоятельную жизнь, но уже во мне.

После того как мы спаслись от "объятий русского мира", проделав тридцатикилометровый марш-бросок до военной комендатуры, нашу группу доставили к базе где дислоцируется начальство нашей бригады и остальной личный состав. Солдаты в ожидании отправки на позиции чинят технику, как могут решают бытовые проблемы и т.д., начальство же, как и положено, командует.

Нам предстояла непростая встреча с руководством бригады. Не без труда применив к нам, только что вернувшимся оттуда, отдельные пункты строевого Устава, два штабных офицера с фрагментами млечпути (по ВВМ) на погонах, стали навязчиво делиться с нами своими умозаключениями о коих приятно рассуждать в комфортных тыловых блиндажах.

Исторгая пышные фразы о доблести, о том что несмотря ни на что нам нужно было охранять заглохшую в поле технику, о том что "бывает и хуже", и прочие вариации на тему бренности бытия профессиональные защитники родины все больше убеждали нас в том как они далеки от народа.

Поначалу, слушая причитанья великозвездночного начальства вместо слов ободрения, мы пребывали в некотором недоумении, а после попробовали сверить исходные точки в понимании ценности человеческой жизни и техники, но что-то пошло в нашей беседе не так (мягко говоря). После одной из фаз перехода категориального аппарата в "понятийный" (коим оперировал известный выходец из здешних мест), я, все же, попробовал рассказать о том что нашему командованию не помешало бы почитать солдат, и Бродского по-читать, ибо "Там о вас все написано!" (о потере томика которого я не преминул вспомнить, за что, потом, меня здесь так и нарекли – "Бродский"). Но мои ребята, увидев бесперспективность происходящего, прервали меня и, используя более доходчивый, но менее высокий стиль, поведали куда идти тем кто рассказывал нам что нужно было делать в ожидании обстрела. Кстати, на тот момент наше армейское начальство достоверно знало, что заглохшая машина, на которой мы пытались вырваться, впоследствии была обстреляна минометами и нас могла постигнуть ее участь.

Итак, после апофигиоза "работы с личным составом", командование бригады сообщило нам, что мы остаемся на территории базы и, что нас ждет реабилитация. После этого мы были препровождены к блиндажу ("землянке"), который стал важной частью подстерегавшего нас будущего. Совсем скоро слово "реабилитация" наполнится для нас иным, отличными от изначального и традиционного, смыслом, но это уже будет потом...

Наш блиндаж представлял собой землянку с частично разрушенной крышей и без "ворот" (одеяло выполняющее функцию дверей). Понятное дело дров, как и провианта, нам не выдали, так что, позаимствовав у ребят из соседних "землянок" консервации, дабы утолить голод, мы начали интенсивно обустраиваться – ломать ветки, собирать кору деревьев, т.к. вечерние сумерки и холод давали о себе знать не меньше голода. Кстати, зимние морозы, в условиях которых солдаты предоставлены сами себе и небезучастным людям, пришли задолго до этого дня, но вряд ли это сильно беспокоит и беспокоило наше большое командование, среди которого множество равнодушных людей и тех – чей коэффициент интеллекта стремится к комнатной температуре – таким о зиме напоминают лишь календари в кабинетах, и то шепотом.

Так, собрав возможное количество веток и древесной коры, поочередно греясь у костра на улице (который можно поддерживать только до наступления темноты), мы переместились в доставшуюся нам "землянку". Учитывая, что "буржуйку" нам, тоже, не выдали, а ночное время ощутимо ледянящее, то согреваться пришлось, разведя костер прямо в землянке. Несмотря на отсутствие части крыши, дым от костра все же настойчиво нависал на высоте около полуметра от пола, так что даже поддерживать огонь в нашем "жилище" приходилось лежа. В итоге пред каждым из нас стал выбор: спать без дыма, но на улице (и с риском обмерзнуть), или же в землянке, но с риском пострадать от дыма, а учитывая, что после обстрела мы остались без вещей, то благ способных сгладить "дискомфорт" бытовых условий у нас тоже не было. И все же, уверен, каждый из нас, пребывая в радостных мыслях от того, что нам повезло остаться целыми после обстрела, не особо терзался в эту ночь по поводу вынужденных условий ночлега. На фоне сохраненной жизни и возможности жить дальше все это казалось "пылью космической".

Конечно, собранных веток не хватило на всю ночь, а некоторые из нас все же предпочли отдыхать "просто неба". Поэтому наш следующий день начался с долгожданного рассвета и разведенного на улице костра, где у нас появился шанс хоть как-то согреться.

Эмоции и армейский "душок" витающие среди встретившихся здесь, на базе, ребят, с которыми познакомился несколько месяцев назад в части, меня просто потрясли. Командование уже даже не утруждается с обеспечением солдат в "зоне проведения АТО", т.к. волонтеры справляются с этим сами и намного эффективнее. Хотя, как мне представляется, по сметам работа и освоение денег налогоплательщиков кипит полным ходом (кстати – это наши деньги). Многие из солдат ранее не замеченых в упаднических рассуждениях из серии "кто кому больше должен – мы Родине или она нам" и значительная часть которых пришла служить добровольно, теперь превратились в потенциальных СОЧей (Самовольно Оставивший Часть). Многие из них, оставивших свои семьи и работу не по причине поражения во внутреннем диалоге на тему "я на гражданке полезнее, чем на войне", все чаще говорили что "это не наша война" и не потому что "хата с краю", или "война это не наша беда, а проблема Донбасса и местных жителей". Нет. Теперь, все чаще, от солдат уже проведших в "зоне АТО" некоторое время, звучат слова: "не мы воюем, а нас воюют", "нас держат за пушечное мясо", а иногда даже за "пушечное сало" (используется, преимущественно, для смазки малоподвижных элементов). Многие из ребят уверены – нас "воюет" собственное великозвездночное начальство.

Соучастливые и отзывчивые ребята, которых очень много среди рядовых временно размещенных на базе, а также пустые консервные банки, которые можно использовать как тарелки для еды не дали нам пресытиться чувством голода, а найденный матрац, который мы пристроили к нашей землянке в качестве ворот, и камыш, которым мы заменили спальные мешки позволили сделать наш быт вызывающе комфортным. И только на четвертый день с ощущением непревзойденного удобства от ночлега в землянке с "буржуйкой", традиционно собравшись у утреннего костра для сушки носков, мы увидели синие пальцы на ногах Вахи. Некоторое время спустя его увезла "таблетка" (армейская машина скорой помощи). А на следующий день, когда теперь уже с обострением астмы в медпункт попал очередной из нас начальство сообщило, что "реабилитация" закончена и теперь мы направляемся по месту дислокации основной части нашей батареи.

Итог реабилитации: обморожение с госпитализацией и последующей ампутацией трех пальцев ноги (прошло три месяца с момента тех событий, а Ваха, по прежнему в госпитале), и тяжелое обострение астмы (нечего удивляться, что он прошел медкомиссию в военкомате – ее проходят с геморроем, грыжей, язвой и т.д... Кстати, как потом оказалось, этот парень стал первым из трех ребят нашей батареи, которые за 4 месяца службы в "зоне проведения АТО", оказались в психиатрической лечебнице). Собственно, в рядах призванных процент больных хроническими болезнями существенно выше чем в среднем по стране, а все потому что если у тебя нет денег на лечение, то и для того что бы "откосить" от выполнения долга тем более, а значит тебе к нам – в армию.

При этом всем, как нам вслед за рядовыми рассказали некоторые офицеры бригады, на расстоянии нескольких сот метров от нашей землянки, той в которой мы проходили "реабилитацию", находится бетонный бункер командира бригады с круглосуточной охраной (очевидно для защиты от своих же солдат), за буржуйкой в персональном нужнике которого закреплены квалифицированные истопники – АТОшники (видимо, дабы он сохранил невредимым свое "офицерское достоинство", или то, что за него может отвечать). И именно в этом гротеске, как мне кажется, заключена вся сучность "гроссмейстеров наших поБед" – когда кто-то, добровольно пришедший выполнять свой долг, превращается в физического инвалида из-за безразличия и безучастия людей с другими, более опасными для жизни (других), формами инвалидности. Это душевная инвалидность, и она ужасна. Иногда мне кажется, что это 0ни (именно через "0", на который множил один известный персонаж) нас специально деморализуют, и, просто создавая видимость работы (читай, исполнение долга), тем самым обеспечивая успех, пришедших в наш общий Дом, оккупантам.

-

После "реабилитации", оставшихся из нас доставили к новому месту дислокации батареи, где находились остальные ребята. Об условия службы писать не буду, дабы больше не утомлять читателя, единственное, о чем скажу напоследок: стреляют, холодно, рано темнеет. Во всяком случае, так обстояло дело когда я там был последний раз.

-

Нынче у меня все хорошо: еды сколько хочешь, тепло настолько, что можно даже без шапки спать, выстрелы звучат только во сне, а больно всего лишь несколько раз в день, и то когда делают уколы или ставят капельницы. Видимо это, потому что я в госпитале.

Теперь жду, что в скором времени врачи меня "отремонтируют", и я смогу вернуться к своим ребятам в "зону проведения АТО".

-

Не судите строго за сумбурность повествования и возможные очепятки, а то мой правильный телефон, вместе с политкорректностью, почил в степях Донбасса.

Эта история конца декабря прошлого года, и за это время многое изменилось и прошло, как в нашей службе, так и в моей жизни, но об этом в следующий раз.

А пока, друзья, продолжая многолетнюю традицию, я остаюсь живым, ну и, конечно же, единственным легитимным.

Я по-прежнему, продолжаю упражняться в эпистолярном жанре, а Вы продолжаете читать мои истории. У меня, по-прежнему, никто не спросил в какой бригаде я служу, а это значит, что мир живет своей жизнью, а мы, те кто на войне, теми кто живет ради нас. Правда, говорите... А кому она нужна?

Миллет! Ветан! Къырым!

Пилигримы

"Мои мечты и чувства в сотый раз

Идут к тебе дорогой пилигримов"

В. Шекспир

Мимо ристалищ, капищ,

мимо храмов и баров,

мимо шикарных кладбищ,

мимо больших базаров,

мира и горя мимо,

мимо Мекки и Рима,

синим солнцем палимы,

идут по земле пилигримы.

Увечны они, горбаты,

голодны, полуодеты,

глаза их полны заката,

сердца их полны рассвета.

За ними поют пустыни,

вспыхивают зарницы,

звёзды горят над ними,

и хрипло кричат им птицы:

что мир останется прежним,

да, останется прежним,

ослепительно снежным,

и сомнительно нежным,

мир останется лживым,

мир останется вечным,

может быть, постижимым,

но всё-таки бесконечным.

И, значит, не будет толка

от веры в себя да в Бога.

... И, значит, остались только

иллюзия и дорога.

И быть над землёй закатам,

и быть над землёй рассветам.

Удобрить её солдатам.

Одобрить её поэтам.

Иосиф Бродский

Блог автора – матеріал, який відображає винятково точку зору автора. Текст блогу не претендує на об'єктивність та всебічність висвітлення теми, яка у ньому піднімається. Редакція "Української правди" не відповідає за достовірність та тлумачення наведеної інформації і виконує винятково роль носія. Точка зору редакції УП може не збігатися з точкою зору автора блогу.