ВОЙНА ЗА РУССКИЙ МИР
ЗА ЧТО ВОЮЕТ РОССИЯ? Часть 5
"Русский мир" – концепция международного трансгосударственного и трансконтинентального сообщества, объединённого причастностью к России и лояльностью к русскому языку и культуре.
"Русский мир" возникает сначала как литературная метафора у драматурга А.Н.Островского. Затем в научной концепции у этнолога, историка и социального антрополога В.А.Тишкова "Русский мир" рассматривается как феномен глобального масштаба, каковым, наряду с Россией, обладают только Испания, Португалия, Франция, Китай, а также Великобритания.
Геополитическую концепцию "Русского мира" предлагает философ, лингвист и политолог В.Л.Цымбурский – "остров Россия" это остров в "сердцевине суши", целостная геополитическая ниша русского этноса; обширность трудных для освоения пространств на востоке России; отделенность страны на западе России от романо-германской Европы.
В настоящее время, концепцию "Русского мира" в России очень часто рассматривают именно как цивилизационную. В этом смысле в представление о "Русском мире" входит: 1) православие; 2) русская культура и русский язык; 3) общая историческая память и общие взгляды на общественное развитие.
С точки зрения цивилизационной антропологии, цивилизацию определяет не культура и язык, а также не общность исторической памяти и взглядов на общественное развитие, а именно общность системы мотиваций. Православие вполне могло бы быть такой мотивационной базой, если бы в России имелось православие с позитивной ориентацией на будущее, а не фундаменталистский его вариант с представлением о "врагах, служителях Антихриста", с агрессией против неправославного Запада, с поддерживаемым церковью цезаропапизмом. Этому посвящена ранее отдельная глава "Война за православие".
Общая историческая память и вытекающие из нее общие взгляды на общественное развитие может быть сформулирована в таких признаках исторической идентичности, где российская история это история: 1) государства, а не общества; 2) дискурс побед, а не поражений; 3) содержание идей, биографии людей и коллективов, которые побеждали, а не которые проигрывали. В этом смысле все, что выпадает из этого исторического контекста, оказывается за пределами исторической идентичности России.
Важнейшие момент возникновения Русского мира – создание русского государства, историю которого Россия вынуждена была редактировать много раз. Первоначально имперской редакции подверглось непосредственное рождение России из монголо-татарской Орды, что произошло еще во время формирования единого государства Российского с начала XIV века. Здесь возникает простое и неприятное для России различение: Киевская Русь как непокорившаяся монголо-татарам была уничтожена в XIII веке, а Московская Русь как покорившаяся монголо-татарам получает шанс на создание своего государства в XIV веке.
Однако, чтобы не называть этот период рабской покорностью российских княжеств в составе чужого государства, в российской истории используется уникальное самоназвание – "монголо-татарское иго", которое якобы преодолевается возникающим российским государством. То есть рабской покорности как бы нет (используются эвфемизмы "политическая и данническая зависимость"), а государство как бы возникает в борьбе против ига на фоне побед над монголо-татарами. Здесь в российской истории возникают даже сомнительные исторические эпизоды – например, Куликовская битва.
"Монголо-татарское иго" является оборотом исключительно русской истории и для зарубежных историков непонятно – они используют термины "монголо-татарские набеги". В понимании русских историков "монголо-татарское иго" это система политической и даннической зависимости русских княжеств от монголо-татарских ханов. Иначе говоря, при этом обходится вопрос об отсутствии в этот момент государства российского, делается попытка непризнания татаро-монгольской власти своей властью.
В объективной действительности "орда" как способ организации управления тюрских и монголо-татарских в России не просто повлияла на ее дальнейшую историю, но по сути создала впервые связность России и принудила ее к созданию своего государства. Орда – есть внешняя идентификация для России, ею оспариваемая, но вообще-то вполне корректная и объективная. Российская империя родилась из Орды, где чужое рабство было заменено на свое рабство.
Вторично российская история подверглась марксистко-ленинской, а по сути сталинской редакции, где было признание права российских народов на самоопределение, и их история была включена в контекст истории России. Это было сделано формально, но тем не менее эта редакция расширяет историю "русского мира" до истории народов России.
Третий раз историю своего возникновения Россия вынуждена была редактировать после распада СССР, когда многие народы, в частности Украина, вышли из состава Советского Союза и перестали быть территорией исторического единства с Россией. В это время история других народов России снова затеняется историей "Русского мира". С момента крушения СССР история третий раз переписывается – исчезает термин "Киевская Русь", появляется термин "древнерусское государство", где затемняется момент принципиального различия между свободолюбивой Киевской Русью и рабски покорной Московской Русью. Иначе говоря история России снова становится имперской.
Именно два этих неприятных исторических обстоятельства – происхождение России от Орды и невозможность признать Киевскую Русь своим прародителем (Киев – матерь городов русских) – лежат в основе исторической травмы российского самосознания, до сегодняшнего времени создавая у россиян, даже знакомых с перевранной версией истории, комплекс исторической неполноценности.
"Русский мир" в историческом плане это концепция вранья, громоздящегося на более раннее вранье, и постоянно генерирующая поэтому комплекс исторической неполноценности и агрессии – особенно по отношению к Украине. Россия как бы мстит в настоящем времени Украине за то, что не она, а именно Киевская Русь выбрала погибель вместо рабства; за то, что сама вынуждена была создавать свое государство, не преодолевая рабскую покорность, а придумывая сомнительные героические сражения.
Именно поэтому влияние писаной в России истории на историческую память россиян является уникальным. Историческая память русского народа постоянно переписывается, редактируется, изменяется и откровенно перевирается. В этом смысле историческая память как основа исторической идентичности "Русского мира" постоянно меняется в угоду политической конъюнктуре.
Все цивилизации немножко о себе врут. Цивилизацию можно строить на небольшом историческом вранье или на вранье о тех народах, которых уже нет. Но попытка строить цивилизацию на вранье о народе, который существует и является столь же развитым, неизбежно приводит к конфликтам и войнам с таким народом. Эту истину прекрасно поняла в свое время Британия. Но эту истину не поняла Россия, поэтому она будет страдать, пока не перестанет врать о своей истории. Или же ей нужно полностью уничтожить историческую память украинцев, осуществить даже не геноцид, а этноцид, чтобы уже врать о своей истории полномасштабно. Украина – живой свидетель исторического вранья России, поэтому в представлении России она недогосударство, нацисты, фашисты и нелюдь. Пока есть независимая Украина и отдельная от российской историческая память украинцев, "Русский мир", построенный на историческом вранье, всегда будет "недомиром" и "недорусским".
Все идеи, концепции и территории, с которыми воевала Россия, исторгаются из идентичности "Русского мира" и приобретают негативный контекст: 1) война российской империи с различными западными странами и их идеями; 2) война российской империи за оккупацию колоний с их национальным самосознанием (народы, вошедшие в состав российской империи как колонии, присваивались россиянами как бы навсегда); 3) война СССР с фашизмом и национал-социализмом. Все это неизменно побеждалось Россией, потому что она якобы стояла на стороне добра и прогресса против зла и дикости.
История России это история российского государства. Российское общество фактически лишено своей истории в России. Исключение составляет история либеральной диссидентствующей России, основанная на ценностях свободы, правды и терпимости. Вся культура России находится в плену мифа "поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан". Даже концепция интеллектуализма в России имеет свою, отличную от остального мира специфику – российская интеллигенция это интеллектуалы на службе у государства.
В этом смысле, создавая свою концепцию "Русского мира" и желая обойти эти скользкие моменты истории, П.Г.Щедровицкий рефлексивно зафиксировал отсутствие у России образа будущего. На этой основе он попытался визионерски построить "Русский мир" как прообраз будущей России. П.Г.Щедровицкий вопросы религии, общей исторической памяти и общественного развития оставляет за скобками своей концепции.
П.Г.Щедровицкий концепцию "Русского мира" создавал как концепцию общества в противовес государству, которое "уехало от своих граждан". Его определение "Русского мира" – "сетевая структура больших и малых сообществ, думающих и говорящих на русском языке". Тем мне менее, его концепция "Русского мира" как мира будущего была отброшена нынешней российской властью, развернувшей беспрецедентную архаизацию массового сознания россиян – архаизацию историко-мифологическую, а не объективно-историческую. Поддерживаемое таким самосознанием российского общества, нынешнее российское государство не пытается избавиться от исторических мифов и комплексов, а холит, лелеет и использует их.
Обратите внимание, что даже у современного и рефлексивно продвинутого П.Г.Щедровицкого "русский мир" это не "российский мир". То есть речь идет не о концепции равноправного вхождения в "российский мир" многих народов и народностей, населяющих Россию, а о уже сетевом доминировании русского народа над остальными народами в виде преобладания именно русского языка и русской культуры над остальными языками и культурами народов России.
Концепция "Русского мира" П.Г.Щедровицкого, несмотря на ее имперско-сетевой характер, является прямой противоположностью идее империи. Подобно этому и евразийство принципиально несоединимо с сетевым "Русскими миром".
Если империя это идея государственническая, то "Русский мир" П.Г.Щедровицкого это идея организации гражданского общества, выходящая за рамки государства. Любая попытка соединить континентально ограниченную евразийством имперскость традиционного образца (самодержавие, православие, народность) с идеей сетевой организации внегосударственного мира по культурно-языковому единству наталкивается на целый ряд противоречий – политических, экономических, культурных.
Политика империи не может быть никак спроецирована на сетевое общество "Русского мира", поскольку имперское континентальное принуждение отторгается любой сетью, иначе говоря, форма континентальной власти несоединима с сетевой самоорганизацией.
Экономика сетевого "Русского мира" вообще является виртуальным образованием, поскольку принципиально не может быть организована по внутренним законам континентальной империи, иначе говоря, внеэкономическое авторитарное принуждение внутри империи несоединимо с либеральными нормами экономической свободы в сетевом русском обществе.
Мультикультурность мировой сети принуждается к однокультурному содержанию "русскости" целого мира. Более того, культура традиционной для России евразийской авторитарной империи вообще ни при каких обстоятельствах не может быть совмещена с культурой сетевого общества.
Способ создания сетевой организации общества по единству языка никак не означает единства культуры. В этом смысле "ВКонтакте" принципиально не может победить "Фейсбук", потому что "Фейсбук" сеть интернациональная, мультикультурная и многоязычная, а "ВКонтакте" – однокультурная и русскоязычная. Сетевая культура побеждает все ограничения, и, прежде всего, сетевая культура неизбежно побеждает языковые ограничения.
Империя всегда неизбежно мультикультурное образование: даже если другие языки, религии и традиции в долгосрочной ориентации ассимилируются базовым языком-религией-традицией, они неизбежно должны иметь какое-либо государственное признание в виде уважения (толерирования). Однако "Русский мир" П.Г.Щедровицкого в сочетании с идеей империи превращает последнюю в монокультурное образование с невероятно развитой ксенофобией.
Причем "Русский мир" П.Г.Щедровицкого это идея современной сетевой империи (именно такой, какую описывают в своей книге "Империя" Негри и Хардт) – империи наднациональной, объединенной единой логикой сетевого управления. В этом смысле "Русский мир" внутренне содержит идею детерриториализации России, а это означает его принципиальное противоречие идее евразийства, которая по своему содержанию территориальна.
Во всех концепциях "Русского мира" есть общее – одной из его основ является русский язык и русская культура. По своей сути идея русскоязычного "Русского мира" основывается на гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа – не мир нормирует язык, а язык нормирует мир.
Эта гипотеза явилась обоснованием того лингвоцентризма, который возник начиная с Вильгельма фон Гумбольдта, написавшего еще в начале XIX века теоретические работы о языке как находящемся в процессе развития; имеющем внутреннюю форму, зависящую от самобытности народного духа; о зависимости языка и мышления; об особом "языковом мировидении". Экзистенциальное обоснование лингвоцентризма предъявил Хайдеггер – "язык дом бытия". А уже подлинная акцентуация теоретических исследований на лингвоцентризме развернулась во французском структурализме и постструктурализме в ХХ веке. Своего пика лингвоцентризм достигает в постструктурализме-постмодернизме в виде мыслительной установки на "языковые игры".
Прямым следствием этого подхода является концепция "Русского мира", пытающаяся создать мир, где главная игра это игра русского языка. Средств для игры у русской культуры оказалось намного меньше, нежели у англо-саксонской и китайской. Англо-саксонская культура играет с миром через молодежную музыку, компьютер и Интернет, китайская культура играет с миром через "чайнатауны" и дешевые товары, созданные очень часто на заимствованных идеях. А русская культура играет с миром в военные игры, поскольку ни во что больше играть не умеет. Культуртрегерский "Русский мир" означает, что "нужно сделать так, чтобы все в мире говорили по-русски – кто, не умеет, научим, кто не хочет, заставим".
На торжественной церемонии награждения лучших русскоязычных писателей – лауреатов международного литературного конкурса "Русская премия" по итогам 2013 года писательница профессор истории Донецкого национального университета Елена Стяжкина из Донецка очень точно обозначила проблему такого подхода к русскому языку, который воюет: "Русский язык не нуждается в крови".
У себя на Фейсбуке 6 мая 2014 года я развил ее мысль: "О великий могучий свободный и правдивый русский язык, алчущий крови за свое выживание. Грустно вспоминать твое былое величие, горько осознавать твое утраченное могущество, больно видеть твое служение рабству и противно слышать твое вранье. Пусть враг приходит с войной, но даже вражеский язык побеждает лишь упрочивая мир. Язык жив, пока он соединяет. Язык умирает, когда он начинает разъединять. Язык, который кровавыми жертвами заставляет себя любить, обречен на ненависть, разрушение и забвение". В комментариях к этому посту состоялась и моя краткая дискуссия о роли языка с П.Г.Щедровицким, автором концепции "Русского мира".
В этой дискуссии П.Г.Щедровицкий отстаивал позицию, что русский язык вполне может быть средством удержания смыслов, выходящих за пределы культуры и собственно самого языка, доходя до уровня цивилизационной конкуренции.
Я же оспаривал его методологический подход, согласно которому в его понимании "русский мир" есть сетевая структура "больших и малых сообществ, думающих и говорящих на русском языке". Иначе говоря, я считаю включение языка в качестве онтологического основания единства "русского мира" методологической ошибкой. В той дискуссии я отписал ему следующее: "Я обращаю внимание именно на ситуацию, когда мы сознательно конструируем идентичность, и у нас есть выбор, включать ли в нее язык. Я призываю исключить язык из концепта идентичности Русского мира, поскольку это уже неконструктивно сейчас и будет неконструктивно и далее... Язык должен выбираться под идентичность, а не идентичность создаваться под язык".
Это означает, что лингвоцентризм может еще воевать, но уже не может победить. Мир лингвоцентризма мертв. Русский мир, кладущий в свое основание русский язык, – бесперспективен.
Гипотеза Сепира-Уорфа оспаривается в конструктивизме. Язык считается определяющим мышление вплоть до 60-70-х годов ХХ века, покуда внутри постструктурализма и особенно СМД-методологии не были разработаны неязыковые структуры понимания (ризома Делеза, симулякр у Бодрийяра, диспозитив Фуко, схема у Г.П.Щедровицкого). Лингвоцентризм теряет свое влияние к 70-80-м годам ХХ века, и уже в 90-е годы ХХ века набирают силу конструктивистские представления, идущие от концептов генеративной лингвистики Хомского, где язык уже не нормирует реальность, потому как сама реальность становится множественной (многоонтичностной), и с этой множественностью реальности лучше всего работает не вербальный язык, а семиозис (схем, моделей, матриц, таблиц а т.д.).
В свое время создатель теории системо-мыследеятельностной методологии Г.П.Щедровицкий утверждал, что человек мыслит не в языке, а в схемах. В этом смысле язык не может служить основанием мышления и определять способ познания реальности. Петр Георгиевич Щедровицкий (сын Г.П.Щедровицкого) в своем подходе к концепции "Русского мира" фактически говорит обратное. Он предложил включить вовнутрь идентичности "Русский мир" русский язык как онтологическое основание. Это кстати принципиально противоречит подходу Хайдеггера, который считал, что язык удерживает экзистенцию, но отнюдь не нормирует ее. В этом поход Хайдеггера принципиально противоположен подходу Гумбольдта, Сепира и Уорфа.
Однако в конструктивном представлении язык более не является нормирующим мышление и реальность. Нормировать многие реальности и надрефлексивное мышление (контрафлексивное и контрарефлексивное) способен лишь семиозис, являющийся более сложной знаковой структурой, нежели язык.
Когнитивная революция обеспечивает переход от унитарных идентичностей к политарным. Причем политарные идентичности базируются на мыслительных установках, для которых язык или даже семиозис оказываются не более, нежели способами выражения. Мыслительные установки удерживаются уже не столько языком, сколько семиозисами принципиально неязыкового содержания.
Языковые игры постмодернизма в Европе неизбежно порождают языковые войны археомодерна в России. Преодоление постмодернизма возможно не за счет его архаизации, как это считает Дугин. Преодоление постмодернизма происходит за счет инноваций.
Новый мир не может быть не только "русским", он также не может быть "англо-американским" или "китайским". США не создают "американский мир", они создают демократический мир. Концепция "pax americana" это цивилизационная, а не языково-культурная концепция. Лишь когда "русский мир" станет чем-то большим, нежели миром языка и культуры, он будет иметь шанс на цивилизационную перспективу.
Часть 2 "Война за империю", Часть 3 "Война за православие",, часть 4 "Война за евразийство". Полный текст, включающий вступление, часть 1 "Типология войны, которую ведет Россия", часть 6 "Война за архаизацию" и заключение, опубликован в Интернет-издании "Хвиля".
